Перед этой встречей шахматные знатоки предупреждали меня:

— У него два «пунктика»: чудовищная точность и «думающие машины». Учти.

Я учел. В своем «вопроснике» специально оставил напоследок разговора раздел об электронных роботах-спортсменах и уж, конечно, пришел брать интервью точно в условленный час. Минута в минуту.

Насколько правы оказались мои доброжелатели, я убедился, задав Ботвиннику первый вопрос, который не отличался оригинальностью. Его задал бы любой, кто более или менее знаком с последними выступлениями наших шахматистов на международной арене.

— Михаил Моисеевич, — спросил я. — Чем объяснить неудачи советских гроссмейстеров в последних турнирах? Означает ли это кризис нашей шахматной школы? Если да, то как поправить положение?

— По-моему, никакого кризиса нет. Несколько проигрышей можно объяснить тем, что мы привыкли побеждать и выезжаем на ответственные состязания недостаточно тренированными. Да и руководство наших спортивных организаций заранее уверено в успехе и не особенно заботится о подготовке. А спорт — это спорт. Побеждает, кто лучше подготовлен к поединку. Не готов — расплачивайся поражениями.

Во всяком случае, сейчас в мире двенадцать гроссмейстеров экстракласса. Восемь, из них — советские. Так что говорить, будто мы сдаем позиции, пока рано.

Но было бы неверным все видеть в розовом свете. Интерес к шахматам падает. Тренеры рассказывают, что в шахматные секции приходит все меньше молодежи. А количество переходит в качество. Кстати, падение популярности шахмат характерно не только для нашей страны. За рубежом наблюдается тот же процесс. Положение изменится, как только будет изобретена электронная машина, способная играть в шахматы на уровне мастера. Тогда количество люден, увлекающихся этой игрой, увеличится в сто раз.

Он так и сказал «в сто раз». А я тут же умножил данные нашей федерации шахмат на сто, и у меня получилось, что людей в стране меньше. Сказал о том Ботвиннику.

— Я не знаю, насколько точны данные федерации, но за свои ручаюсь: как только изобретут машину, в шахматы будет играть каждый. И вот почему...

Нить разговора на глазах ускользала из моих рук. То, что мною было запланировано «на потом», вдруг оказалось на первом плане. Не то, чтобы машина несколько потеснила шахматы, просто мой собеседник совсем забыл о них, а говорил только о будущих ЭВМ, способных на такую же работу, что и мозг человека. Я понял: вместо интервью с гроссмейстером выйдет интервью с доктором технических наук.

Да, «пунктик». Невольно засмеялся. Ботвинника мой смех, кажется, смутил.

— Михаил Моисеевич, — объяснил я, — меня предупредили, что вы увлечены «думающими машинами». Но я не предполагал, что до такой степени...

Теперь уже рассмеялся он:

— Неужели очень заметно?

Он смеялся долго и весело. Совсем по-мальчишески. А я стал вспоминать, видел ли когда-нибудь, чтоб он смеялся на фотографиях. Не видел. Чуть-чуть улыбающегося — да. Но в основном очень серьезного, сосредоточенного, суховатого. А он вон как смеется.

— Вы сказали, что падает популярность шахмат. Чем это объяснить? — наконец перевожу я разговор в нужную мне колею.

— Мне кажется, главная причина в том, что молодежь не хочет рисковать

и связывать свое будущее с шахматами. Они не обеспечат этого будущего так, как обеспечат знания в любой иной области: науке, искусстве, технике. Предпочтение отдается более надежной перспективе, а не призрачной славе.

— Поясните, пожалуйста.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.