Товарищи по оружию

— Не надо Помпорово. Обыкновенный международный зимний курорт. Но зато еще 35 километров — и вы в Смоляне! В Смоляне изумительный этнографический музей.

— За Смолян он агитирует потому, что познакомился там с девушкой, на которой недавно женился. Без Смоляне вы обойдетесь. Но вот Копривштица!..

И вдруг наступает согласие. «Обязательно! Обязательно!» — твердят все и... отрицательно качают головами. К этому мы так и не привыкли. В Болгарии покачивание головой означает «да», кивок — «нет».

Копривштица... Крошечный городок в горах. Машина въезжает в сказку. Дома, расписанные как на детской картинке. Темно-красные черепичные крыши. Путаница улочек, непостижимо круто уходящих вверх. Ограды, сложенные из разноцветных камней. Деревянные резные ворота, крытые на два ската черепицей и украшенные металлическими бляхами, имитирующими шляпки огромных гвоздей. Горбатые каменные мостики. И всю эту красоту венчает стройная нежно-голубая церковь.

Около ста домов здесь объявлены памятниками национальной архитектуры. Копривштица окончательно покоряет, когда входишь в музейные эти дома, полные света, воздуха и запаха старого дерева. Большие окна в частых переплетах. Полосатые покрывала и подушки на длинных, во всю стену, диванах. Очень низенькие (почти модные, если бы не налет старины) столики и табуреточки на трех ножках. Фигурные печурки, перед которыми чувствуешь даже некоторую растерянность,— это же антикварный кованый ларец! Ничего лишнего, никаких сундуков, комодов, все шкафы рационально и изящно убраны в стены.

И удивительная по строгой красоте и разнообразию резьба деревянных потолков.

Копривштицей можно было бы любоваться умиленно и безмятежно, если бы не знать о ее трагичной и героической судьбе. Именно Копривштица стала центром апрельского восстания 1876 года. Со звонницы голубой церкви прозвучал призывный набат, на одном из горбатых мостиков ударил первый выстрел. И именно на жителей Копривштицы в первую очередь обрушилась жестокая месть поработителей.

В доме Тодора Каблешкова, одного из руководителей восстания, висит знамя с изображением льва и надписью: «Победа или смерть». Там же стоит пушка из тех, с которыми болгарские патриоты выступили против своих поработителей. Пушка деревянная. Ствол ее выточен из старой черешни и окован колесными обода-ми. Стреляла она гирями. А рядом в стеклянном музейном шкафу висит одежда, которую тайно шили здесь для повстанцев.

— Она вам что-то напоминает? — утвердительно спрашивает сопровождающий нас журналист Христо Авксентьев.— Понимаете, повстанцы хотели, чтобы их одежда была похожа на форму русской армии. Они надеялись напугать турок. Есть даже такая песня:

Эти бедные клесурцы

Стали московцами,

А панагюрцы

Донскими казаками...

Народ всегда верил, что «дедушка Иван» принесет освобождение Болгарии.

Осталась позади Копривштица. Шоссе петляет среди гор — старых, круглоголовых, часто доверху поросших лесом. По оттаявшим на солнечной стороне склонам серыми комочками ползут овцы. Но вот горы расступаются, и мы видим уходящие к горизонту ребристые плоскости теплиц, потом скопление тракторов под навесом, вдалеке заводские трубы, ансамбль газгольдеров... Надо было окунуться в прошлое, чтобы эти привычные картины обрели свой подлинный смысл, чтобы мы смогли единым взглядом охватить стремительный путь Болгарии от деревянных пушек до современных промышленных комбинатов и атомных реакторов.

Сейчас за полмесяца Болгария производит столько продукции, сколько за весь 1939 год. Она поставляет в другие страны олово, цинк, медь, электрокары, корабли, тракторы, станки, электромоторы и многое другое. В свою очередь, страны социалистического лагеря (и прежде всего Советский Союз) помогают молодой болгарской индустрии. В ее создании участвовало 3 500 советских ученых и специалистов. Предприятия, построенные с помощью СССР, составляют 60 процентов в химической промышленности, 92 процента в цветной металлургий, 100 процентов в кораблестроении...

Проезжаем софийскую ТЭЦ и по неожиданной ассоциации вспоминаем одного из наших новых друзей, который взялся рассказывать, каким было «типично болгарское народное освещение», в прежние времена. Он долго подбирал слова и жестикулировал, пока мы не сообразили, что речь идет о прекрасно известной нам лучине! Так, смеясь по поводу «типично болгарской» лучины, смотрим мы на высоко вознесенную трубу, которая увенчана надписью, сообщающей, что электростанция является детищем болгаро-советской дружбы.

День в Софии.

У нас впервые есть свободный час. Отправляемся побродить — одни, без провожатого. Подъезд отеля «Рила» выходит на улочку «Цар Калоян». Здесь к его стеклу и бетону прилепилось маленькое строеньице с двумя круглыми окошечками по фасаду—«Храм св. Николай-чудотворец». Соседство, напоминающее любимые москвичами контрасты у гостиницы «Россия» и на Калининском проспекте. А на заборчике храма объявление: «Приглашают посетить лекцию югославского ученого на тему «Правовые проблемы запуска объектов в космос».

Идем дальше, читая подряд афиши и вывески «Сладкарница», «Кожухарски изделия», «Зеленчуи», «Модни обувки», улица «Николай В. Гогол». Мы невольно улыбаемся, но чувствуем, что, кроме забавных, на наш взгляд, суффиксов и окончаний, в этих надписях с мелькающими кое-где ятями есть влекущая сила: они будят в нас какие-то древние языковые пласты, возвращают к общеславянским истокам речи. «Хлябопродавница», «Закусвальня», «Ризи»... «Ризы»?! Ну, конечно же, мужские рубашки! «Поправки на писалки» — яснее ясного: починка авторучек. Ура, мы все понимаем по-болгарски! И вдруг — «Ловим «Брымки». «Брымки» сразу сбивают с нас спесь.