Доктор, прихрамывая, брел между ними. Впереди вышагивал Ким, сзади — Аркашка. Они были связаны одной веревкой. Аркашку злила уверенная спина доктора и его уши, маленькие уши правильной формы. «Говорят, у бездарных людей маленькие уши», — -вспоминал Аркашка время от времени.

Доктор глотал таблетки от горной болезни. Ему хотелось казаться умирающим — они это знали.

Ребята неохотно тащились вниз по леднику. Они обязаны свести доктора вниз, на базу, где он не желает, видите ли, находиться. Из-за него Ким и Аркашка не успеют обратно, на восхождение. Ни черта не успеют!

— Эй ты, труп, шевелись! — крикнул Аркашка Киму. — Топай быстрее! Ким не оглянулся и проворчал только через несколько минут — до того противно было говорить:

— Всякие блохи еще разговаривают... Аркашка был мал ростом.

Доктор горько усмехнулся, надоело слушать дешевые студенческие остроты. Вообще эти альпинисты оказались, в сущности, серыми, одноклеточными парнями. Смертельно надоел сумасшедший свет, опротивела фигура Кима, похожая на кенгуру. Надоел Аркашка, который вдруг перестал любить и слушать с разинутым ртом его, доктора. В последние дни от Аркашки исходили злобные волны; доктор ощущал, как они толкают его в спину.

На привале Аркашка отвернулся от доктора и маленькими красными глазками смотрел на недоступные теперь снежные вершины, куда ушли ребята. Аркашка видел эти вершины во сне. А теперь им не забраться туда во веки веков!

Ким не отворачивался, ел из одной банки с доктором, но ему очень хотелось стукнуть банкой Валерия Петровича по голове.

«Видимо, неизлечимо в человеке звериное, тупое, — думал Валерий Петрович. — Так ненавидеть человека! Ну за что?»

После обеда они пошли быстрее. Горы строго стояли по бокам и сзади, солнце полыхало за спиной. Тени от их фигур ломались на торосах. Они торопились, чтобы скорее пройти скверное место — крутой спуск, ледопад. Доктора надо было обязательно свести на базу до ночи. Тогда утром они выйдут обратно и, может быть, успеют к восхождению. Ради этого Ким и Аркашка ехали сюда пять тысяч километров. Надо успеть до темноты свести доктора. А на рассвете обратно. И успеть! Успеть назло этому красавчику доктору с его французской бородкой! Только бы в сумерках пройти ледопад. Там круто падающий лед рассечен трещинами, точно порублен исполинским топором. Надо идти быстрее. И осторожнее. Доктора следует переправить через все эти трещины без сучка и задоринки.

* * *

Началось все так. Когда альпинисты университета собирались на Памир, потребовался врач. Врач для альпинистов нужен был особенный: выносливый, спортивный, из бродяг.

Однажды, когда ребята готовились к отъезду, в спортзале проверяли километры веревок, налаживали примусы и примеряли трикони, вошел Андрей Егорыч, начальник сбора, а за ним стройный человек лет тридцати, с бородкой. Андрей Егорыч, довольно улыбаясь, представил молодого врача, работавшего на судах дальнего плавания.

К поезду доктор явился с чемоданом и связкой книг. В дороге он не резался в козла, а на остановках не бежал искать пиво, как вся братия. Он читал книги об альпинизме. Скоро ребята узнали, что Валерий Петрович после восхождения будет писать диссертацию о горной болезни и способах ее лечения. Все были польщены и тронуты, только один Ким хмыкнул:

— Значит, док будет рассматривать нас как подопытных кроликов? Аркашка ответил:

— Молчи, труп! Человек для тебя будет рисковать жизнью. Аркашка не был студентом. Он срезался на вступительных, устроился

лаборантом в физический кабинет и готовился сдавать в новом году. Он до слез завидовал студентам и не был еще заражен скептицизмом первокурсников. Университет представлялся ему храмом. Он глотал книги до одурения. У него была идея фикс — прочесть всего Гегеля. Доктор был всеведущ, как энциклопедия, судил обо всем, начиная с футбола и кончая кибернетикой. И Аркашка не замедлил влюбиться в доктора.

В группе альпинистов была лишь одна девушка — дочь Андрея Егорыча. Ей только что исполнилось восемнадцать, она перешла на второй курс и ничего не видела на планете, кроме Ленинграда и Рижского взморья. И вдруг — поездка через всю страну, вздыбленные, точно окаменевший шторм, горы. Тридцать парней и разговоры о смерти в трещинах, о рекордах, о кладах пещеры Ранг-Куля! Мама провожала ее в горы, точно на войну. Но, между прочим, среди альпинистов девочка была в большей безопасности, чем в Ленинграде. Тридцать парней делали ее поездку похожей на прогулку. Когда тронулись пешком, из ее рюкзака тайно вытаскивалось все тяжелое. Ей первой подавали фляжку с водой, готовили для нее палатку; едва она начинала уставать, ее сажали на лошадь поверх вьюков. Ей советовали, как лучше намазать лицо от ожогов. Кто-то прибивал трикони к ее ботинкам, кто-то учил ее разжигать альпинистский примус. Мила этого не замечала, потому что все были для нее на одно лицо; все, кроме доктора. Одинаково не признанные, ребята примирились и продолжали дружно служить ей. Доктор тоже оказывал девушке знаки внимания. Вечером в палатке он показывал ей карты ледников, держа над ее льняной головкой зажженную свечу.

На горной тропе, шагая у ее стремени, он раскрывал ей красоту ландшафта и читал:

— Памир подо мною...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.