Потом мне пришлось рассказать, замужем ли я, кем работаю и сколько платят за строчку.
Потом я услышала глубокое, редкое дыхание Регины и заснула сама.
На другой день я поднялась, по городским представлениям, довольно рано: радио только-только пропищало восемь. Но в доме уже никого не было. В кухне лежала на столе записка: клочок синей тетрадной обложки, исписанный карандашом — торопливо, твердо и не очень грамотно.
«Мы рано уходили не стали будить. Попей молока хлеб еш, яички я тебе в дорогу сварила и сало. Запреш дверь ключ положи наверх».
А лица ее я так и не увидела.
Вы сели не в тот поезд. Так уж случилось. Вы заметили это еще в пути, но странная оцепенелость помещала вам вылезти на первой же остановке, и вы позволили поезду дотащить себя до конечной станции.
И вот теперь, выйдя на перрон, вы полностью осознали себя человеком, севшим не в тот поезд и приехавшим не туда. Другие пассажиры смеются и натирают лыжи вкусно пахнущей пастой. Другие пассажиры, не оглядываясь, ныряют в заснеженные улицы дачного поселка. Других пассажиров кто-то встречает и взваливает себе на загорбок их тяжелые мешки.
Но между другими пассажирами и вами — пропасть. Вы пария. Вы неполноценная личность. Вас никто не встречает. Ваши благоуханные лыжи ждут вас не здесь, а там: там, где друзья рассаживаются вокруг стола, где дымятся блины и на дне графина невесомо колышутся лимонные корочки.
Фарфоровая лыжня не для вас. Улицы и звонкие калитки не для вас. Вы мрачно бредете по шпалам, черным от сажи, между которыми снег, спрессованный и изгрызенный солнцем, тоже черен от сажи. Вы мрачно глядите по сторонам и думаете, как убить два часа, потому что обратный поезд будет только через два часа. Впереди небо. Серое. Справа и слева деревья. Слева еще тропинка. Она тянется рядом с железнодорожным полотном, никуда не убегая, но и не слишком приближаясь, точно боится испачкаться о черную сажу.
И вдруг вами овладевает непреодолимое желание оказаться на этой тропинке, ощутить ее под подошвами, пройтись по ней... Вам необходимо сделать это немедленно, сию минуту! Вы ступаете с полотна в серый снег, лежащий между вами и тропинкой, и проваливаетесь по колено. Делаете еще шаг и проваливаетесь по пояс. Но это совершеннейший пустяк по сравнению с вашим желанием попасть на тропинку. Вы барахтаетесь в снегу и потом, выбравшись, долго вытряхиваете его из ботинок, варежек, рукавов, и прыгаете на одной ноге, и смеетесь, и застываете в удивлении перед этим смехом, и неожиданно догадываетесь, что вам хорошо, так хорошо, как давно уже не бывало.
Потому что зимний день свеж, беззвучен и полон мягким молочным сиянием. И потому, что тропинка намерена увести вас прямо в лес. Но главное, и в этот лес и в этот день вы входите человеком, отмеченным особым знаком, особым званием. Вы — Человек, Севший Не В Тот Поезд.
Счастливый случай даровал вам, пусть всего на два часа, полную свободу. Вас еще не ищут дома: родные знают, что вы поехали на дачу к друзьям есть блины, пить лимонную настойку и разговаривать о литературе.
Вас уже не ждут там, нуда вы должны были приехать. Правда, друзья несколько раздосадованы вашей необязательностью, но ведь это до первого телефонного разговора, когда выяснится, что вы просто-напросто сели не в тот поезд. Ведь не по доброй же воле вы это сделали!
Кстати, оказывается, совершенно невозможно сесть не в тот поезд по доброй воле. Если человек по доброй воле садится не в тот поезд, поезд мгновенно превращается в тот! Сесть не в тот поезд — редкое, слепое везение, удача, нежданный дар...
И вот вы идете по незнакомому лесу в полном и ликующем одиночестве и слушаете, как шуршит прошлогодняя хвоя, осыпаясь на голубые сугробы; растираете а ладонях пожухлую ягоду можжевельника; видите на дереве дятла (тук-тук — делает дятел, косит на вас глазом и снова крепко и сильно: тук-тук) и замечаете, что скачливый заячий след обрывается у недальнего куста.
Между прочим, звери и птицы не боятся Человека, Севшего Не В тот Поезд. Даже если у него за спиной висит ружье. Звери и птицы понимают, что человек чаще всего стреляет в них и убивает их вовсе не потому, что ему очень этого хочется. Просто с того самого момента, когда еще дома, в городе, он берет ружье, надевает патронташ и натягивает высокие сапоги, он вступает в игру, имеющую строгие правила.
По этим правилам он должен сесть в поезд (в тот поезд!), приехать в лес (в тот лес!) и, увидев зайца или куропатку, выстрелить, стараясь сделать это как можно лучше. Дома, в городе, окоченевшие тельца будут называться не зайцем или куропаткой, а дичью и служить доказательством, что игра сыграна по всем правилам.
Человек же, Севший Не В Тот Поезд, нарушает условия игры в самом начале, и все его дальнейшие действия подчиняются не правилам, а естественным желаниям. Но человек редко желает поступать по правилам...
Эти озорные мысли приходят вам в голову попутно, между прочим, потому что вообще-то в данный момент вы решаете совсем иную задачу. Вы ищете нитку. Вернее, не ищете — смешно искать нитку в лесу, — а просто прикидываете, из чего, что на вас надето, можно было бы ее выдернуть. Вам очень нужна нитка, чтобы повесить на сосну апельсин. Тот самый, который вы достали из кармана.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.