«Глаза расширены от стимуляторов, — подумал Павел Петрович. — Сейчас работникам Медцентра не до сна. Но все мое сочувствие может выразиться лишь в том, чтобы не задавать лишних вопросов».

Он сказал:

— Меня интересует: мог ли человек преспокойно носить в себе эти проклятые бактерии два года и не подозревать, что болен?

— Болезнь — состояние уже борющегося организма, — быстро проговорил профессор.

— Но два года! — напомнил Павел Петрович.

— На ваш вопрос следует все же ответить «да, мог», — торжественно сказал он и поднял указательный палец кверху. — Представляете ли вы, что такое выживаемость микробов? Слышали ли вы о латентном состоянии? Всю жизнь в нашем теле скрыто, замаскированно находятся сотни штаммов болезнетворных микробов, а мы не знаем о них. И даже такой активный микроб, как возбудитель асфиксии-Т, находясь в неблагоприятных условиях, мог сидеть в подполье, не размножаясь. Кстати, буквально в последние часы мы выяснили, что он способен образовывать споры. А споры микробов в организме обнаружить трудно даже при тщательном анализе. И больше того, микроб мог храниться не в готовом виде, а в «чертежах» — как ошибка или добавка к «записи» в нуклеиновых кислотах клеток. В таком случае обнаружить микроб почти невозможно.

Павел Петрович хотел сказать: «Спасибо, профессор, вы уже ответили на все мои вопросы», — но Мрачек продолжал:

— А этот необычный кокк обнаруживает изумительный, бесподобный механизм приспособления. Я бы сказал, что это сравнимо лишь с приспособляемостью разумного существа.

— Что? — невольно вырвалось у Павла Петровича. В его памяти зазвучали слова Истоцкого...

Профессор Мрачек улыбнулся:

— Сравнение — и ничего больше. Но судите сами, разве это не само совершенство? Одноклеточное существо, без сложных систем защиты — и тем не менее защищается против самых сильных средств, известных медицине. Мы начинаем энерготерапию — микроб образует спору. Вводим в кровь тиноазу — он вырабатывает особый фермент и расщепляет ее. Обильно омываем горло больного антибиотиками — микроб уходит из поверхностных клеток в те, что расположены под ними: всегда на такую глубину, где его не достанет раствор. Он опускается все глубже и глубже, парализует токсинами местные нервные центры, и они не посылают сигналов. Больной не чувствует никакой боли — организм не включается в борьбу... У каждого штамма есть своя стратегия и тактика, а у этого особая. Он всегда готов прикрыться щитом, превратиться в спору, он очень быстро «переодевается», настоящий артист!

Вспыхнула сигнальная лампочка на календарном стенде, осветив табличку с несколькими словами и расположенные рядом часовые стрелки. Профессор взглянул на стенд, на стрелки — его лицо стало испуганным.

— Простите, дела вынуждают меня прервать беседу. В приемной вас ожидает робот из информотдела. Он ответит на остальные вопросы. Будьте здоровы!

В приемной их встретил робот, похожий на кузнечика, стоящего на задних ножках. Усики антенн слегка покачивались.

— Я бы хотел заглянуть в клиники, — сказал ему Павел Петрович.

— Клиники, — повторил робот по-женски мягким голосом. Из его груди выдвинулась трубка проектора, метнулся луч — и стена приемной исчезла. Вместо нее — палата. Больной полулежал-полусидел на автоносилках, опираясь на дрожащие руки. Он словно тянулся к чему-то, ему не хватала воздуха, ноздри судорожно раздувались, лицо посинело.

Павел Петрович почувствовал спазмы в горле. Ему тоже не хватало воздуха.

— Довольно, — прохрипел он, и стена-экран погасла.

— Есть ли выздоровевшие?

— Есть! — тотчас откликнулся робот. — По сведениям информотдела, три целых и две десятых процента больных выздоравливают.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.