Майор Вихрь

— Его еще не успели привезти в тюрьму, — ответил Гиммлер, — завтра я подробно доложу о нем.

И в тот час, когда Геббельс, выступая публично, смеялся: «Это бунт по телефону!» — начальник политической разведки СС Вальтер Шелленберг арестовывал бывшего начальника абвера адмирала Канариса. Адмирал попрощался со своими любимыми таксами, утер слезу и сказал:

— Шелленберг, любите собак, они никогда не предают.

Кое-что из всего этого калейдоскопа полковник Берг узнал ночью, когда его вызвал шеф краковского гестапо. Не глядя на полковника, он подвинул ему перо и стопку бумаги.

— Напишите все о вашей совместной работе с Канарисом и презренным врагом нации Штауффенбергом.

Берг понял: случилось страшное. Он теперь должен ждать своего часа. Раньше Канарис был в опале, теперь он в Моабите. Раньше Штауффенберг, с которым он несколько раз встречался в Берлине, был героем нации, теперь он стал ее врагом.

Берг писал автоматически, строчки ложились ровные, каллиграфически точные, как всегда. Он перечислял дни встреч с Канарисом и Штауффенбергом, но думал он сейчас — по своей врожденной привычке — спокойно и математически точно.

«Видимо, та игра, которую я начал с этой девочкой, сейчас, волею бога, может оказаться моей спасительной партией. Мне надо теперь не играть с этими людьми из гестапо, а всерьез работать на них. Это, видимо, единственная реальная возможность выскочить из катавасии, в которую я попал. Только бы они не отстранили меня от работы в разведке. Они могут пойти сейчас на упразднение офицеров I-С. Они могут в каждом из нас видеть потенциального последователя Канариса. Они не хотят видеть в Канарисе патриота, который мечтал ценою жизни фюрера спасти миллионы жизней немцев. Они никогда не позволят себе — своим внутренним цензорским окриком — даже решиться подумать об этом. В этом их и сила и трагедия одновременно. Если я начну работать с красными серьезно, я обеспечу себе потом алиби. «Национальный комитет свободной Германии» во главе с Паулюсом — это, конечно, не альтернатива Гитлеру, но тем не менее это шанс. Самое глупое, конечно, это если гестапо меня сейчас посадит. Девчонке надо готовить побег. Пусть уходит. Надо все продумать так, чтобы она ушла от СС. Я попрошу в помощь себе его сотрудника. Я скажу ему, что в эти трудные для нации дни армию необходимо подкрепить проверенными партийными кадрами. Я отвезу ее на радиостанцию и поручу ее эсэсовцу. А ему, когда он привыкнет к девчонке, я подсуну какую-нибудь проститутку и водку».

— Я все написал, — сказал Берг шефу гестапо. — Какие мерзавцы! Кто бы мог подумать, что этот морской кулинар нес в своем мохнатом сердце такой камень неблагодарности фюреру.

Шеф гестапо внимательно посмотрел на Берга и спросил:

— А что говорил Канарис, когда приглашал вас к себе в гости?

— Я был слишком незаметным звеном в цепи военных разведчиков, — ответил Берг, — меня персонально он не приглашал ни разу. Персонально он приглашал ведущих руководителей: Остера, Бамлера, Пикенброка. Меня он приглашал только два раза: один раз, когда он устраивал день рождения, пятидесятилетний юбилей. Он великолепно готовил, эта свинья, индийский рис с рыбой, «индише райстафиль».

— Это было в Целендорфе?

— Да. Видимо, это известно нашим друзьям из центрального аппарата гестапо: там всегда бывал Гейдрих.

— Как фамилия лесника Канариса, вы не помните?

— Которого?

— Того, что устраивал ему охоту на лис с флажками. Эта сволочь даже охотился по-английски — с флажками. А его подлипала-лесник привозил ему одну лису в готовый загон, и ваш вшивый моряк загонял несчастное, запуганное животное... Какое зверство и лицемерие!.. Ну, это уже эмоции. Хорошо, вы свободны, полковник. Прошу вас никуда не отлучаться из вашего кабинета: можете мне понадобиться каждую минуту.

— Я к вашим услугам. Последняя просьба.

— Да.

— Наша с вами операция по работе с русской разведчицей подвинулась весьма далеко. Мне хотелось бы просить вас подключить сотрудника гестапо. Сейчас тот период, когда я без непосредственной помощи гестапо ничего не смогу сделать.