До вылета самолета на Москву оставалось часа два. В белградском аэропорту Сурчин шел прием в честь чемпионов мира. Кажется, только сейчас ребята почувствовали, что они действительно победили, что можно забыть о напряжении последних дней и всех предыдущих месяцев тоже, веселиться, дурачиться, щедро раздавать автографы (на этот обряд ушли все уцелевшие в боях клюшки), что, наконец, можно взять и выпить на глазах у тренеров бокал вина, не боясь упрека в нарушении режима. Огромный Саша Рагулин, такой жесткий и непримиримый на площадке, в ответ на чьи-то слова о том, что он просто великолепно вел силовую борьбу с канадцами, смущенно опускает глаза: «Не люблю я такую драку».
Новичков можно узнать сразу: они не привыкли к чествованиям. Полупанов и Викулов сидят тихонько в уголке, на диванчике, потягивают вишневый сок и встают только для того, чтобы расписаться на очередной клюшке.
Победители улыбаются. Победители жмут руки. Победители заново переживают свою победу.
Вначале игры походили на матчи ЦСКА в первенстве страны: результат был ясен заранее. Все настолько привыкли к астрономическим счетам фаворитов, что поражение шведов от дружной команды ГДР было воспринято почти как взрыв атомной бомбы, почудилось даже небольшое грибовидное облачко над шведскими воротами.
Запахло сенсацией и во время матча Чехословакия — США. Первый период закончился со счетом 3:1 в пользу американцев. Чехословацкие журналисты заволновались. Но Виктор Кузькин, пришедший посмотреть этот матч из ложи прессы, очень популярно объяснил им, как все пойдет дальше и с каким разрывом выиграет команда Чехословакии. Второй и третий периоды были сыграны по партитуре, предложенной Кузькиным. Сенсации не получилось.
А через два дня настал наш черед волноваться, но не было рядом Кузькина, чтобы предсказать исход матча со Швецией. Кузькину было не до прогнозов, он работал там, внизу, на площадке.
Первый период — 0:0. Несколько раз чудо спасает ворота Коноваленко, впрочем, и Холмквисту не стоит жаловаться на судьбу. Второй период. В течение восьми минут счет меняется четырежды. Сначала оба Нильссона с чисто шведским спокойствием используют ошибки нашей обороны, напоминая о худших минутах Тампере (тогда наша сборная поначалу тоже проигрывала шведам 0:2), а потом Александров и Старшинов предлагают противникам начать в третьем периоде все сначала. Шведы принимают этот вызов. Стернер (тот самый Стернер, который учился у канадских профессионалов) забивает третий гол. Целых десять минут шведы были на грани победы. Справедливости ради следует сказать, что они имели великолепнейшую возможность увеличить счет: Тумба, их капитан, вышел один на один с Коноваленко. В последнее мгновение кто-то из защитников успел уложить его на лед. Сделано это было довольно аккуратно, судьи ничего не заметили и лишь развели руками, показывая, что все в порядке.
Но шведский тренер Стрёмберг заметил и потом на пресс-конференции долго толковал об ошибках в судействе и неназначенном буллите. Анатолий Владимирович Тарасов тогда галантно согласился со Стрёмбергом. Впрочем, не будем забегать вперед. Итак, целых десять минут всем казалось, что шведы выигрывают. А потом Толя Фирсов с хода, из труднейшего положения забил гол. Ничья. Тарасов, улыбаясь, объяснил журналистам, что очень доволен результатом, так как он показывает, что советские хоккеисты умеют не только проигрывать, но и отыгрываться, и пообещал назавтра хорошую игру.
Раньше все было просто и понятно. Летом — футбол, зимой — разговоры о футболе и для отдохновения души — хоккей. Весь мир был поделен на две далеко не равнозначные половины: на любителей футбола и на его противников (к ним относились все те, кто футболом не интересуются). Такая расстановка сил казалась незыблемой и единственно возможной. Один известный спортивный журналист несколько лет назад начал даже писать книгу «Футбол, как общественное явление». Пишет он ее и до сегодняшнего дня. Но, кажется, так и не родившись, книга эта скоро потеряет всю свою злободневность. У футбола появился опаснейший конкурент. Хоккей!!!
Что это — дань моде или знамение времени?
Я раздумывал над этим вопросом, сидя в обширном центре связи Люблянского чемпионата мира. Телефонистки, вооруженные мощнейшими динамиками, сзывали в свои владения журналистов. Прага, Берлин, Москва, Стокгольм, Нью-Йорк, Монреаль, Кейптаун, Рим... Оказывается, весь мир жаждет поскорее узнать последние хоккейные новости.
Именно там, в центре связи, заполненном гудящими, шумящими, шепчущими сотами переговорных кабин, мне стало ясна одна из причин (пусть и не самая первостепенная) неожиданного взлета хоккея. Эта причина — мы сами, журналисты, выстреливающие ежедневно тысячи слов об этой игре. К тому же хоккей, с его стремительностью, мгновенной сменой ситуаций, остротой силовой борьбы, очень быстро стал настоящей «телезвездой». Это, если можно так выразиться, самый «телевизионный» вид спорта.
Так журналисты явились зачинщиками и непосредственными участниками самой настоящей цепной реакции: пробудив однажды интерес к хоккею, они обязаны теперь прилагать поистине титанические усилия, чтобы хоть как-то удовлетворить этот интерес, растущий уже не в арифметической, а в геометрической прогрессии. Стоит ли после этого удивляться, что осунувшиеся, обалдевшие от усталости корреспонденты «Советского спорта», аккредитованные в Любляне, передавали каждую ночь материалов на добрую газету и слышали в ответ: «Еще, еще и еще...»
В один из свободных от игр дней устроители чемпионата организовали для журналистов экскурсию в знаменитую Постоинскую пещеру, посетить которую считает своим долгом каждый гость Югославии. Речь сейчас пойдет не о ней. В экскурсионном автобусе меня посадили рядом с грузным, молчаливым канадцем (об этом свидетельствовал традиционный кленовый листок на лацкане пиджака). Дорога всегда сближает, и к концу поездки я уже знал, что мой сосед — комментатор телевидения канадской армии (есть, оказывается, и такое), а его молчаливость — своего рода отдых («За час репортажа выговариваешься весь, наизнанку»). Канадец выслушал мои слова о том, что нам всем очень нравится сборная его страны, а многие ее игроки — приятные и симпатичные ребята, и произнес в ответ примерно следующее:
— Раньше весь мир играл в канадский хоккей, мы были учителями, и даже наши слабости воспринимались как признак силы. Теперь говорят просто «хоккей» или в крайнем случае «хоккей с шайбой». Не исключено, что скоро в спортивной терминологии появится «русский хоккей», а о нас, канадских родителях, вообще забудут.
Конечно, все это говорилось несерьезно. Так сказать, ответный букет любезностей. Но слова «русский хоккей» остались в памяти, и именно в них, мне думается, весь секрет популярности этого заморского вида спорта в нашей стране.
Двадцать лет назад советские любители спорта впервые познакомились с законами шайбы. С тех пор хоккей не только успел обзавестись ветеранами, историей и традициями, но и потеснил своего старшего брата — хоккей с мячом. Вспоминается одна деталь чисто отечественного происхождения — двадцать лет назад у нас в ходу были два хоккея: «канадский» и «русский». На смену им пришли «хоккей с шайбой» и «хоккей с мячом». Теперь первый из них стал просто «хоккеем». Может быть, слова канадца не так уж риторичны?
В течение всего чемпионата руководитель канадской сборной, знаменитый патер Бауэр, тщательно избегал встреч с журналистами. На пресс-конференциях после игры еще куда ни шло, а с глазу на глаз никак не удавалось. Под самыми благовидными предлогами Бауэр исчезал, потом мило извинялся, и все начиналось сначала. Патер превратился в какую-то мифическую личность и даже стал сниться по ночам одному из наших коллег, особенно рьяно добивавшемуся с ним свидания.
Пришлось довольствоваться играющим тренером Джеком Маклеодом — самым опытным игроком канадской сборной, выступавшим некоторое время за профессионалов. Понятно, что весь разговор с Маклеодом касался игры его бывших коллег и возможных результатов их встреч с такими любительскими сборными, как советская и чехословацкая.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.