Михаил Светлов.

Костры в степи

С метелями, звонкими морозами пришел февраль в Екатеринослав.

Пустынны по ночам улицы города. Изредка, зябко кутаясь в шинели, проходят патрули. Прячется за ставнями обыватель. В тревожном забытьи рабочие окраины.

Голод. Разруха. Зима. За вокзалом — сразу степь. Там свирепствуют банды, и потому так призрачна тишина, неясная, глухая, черная.

Вот и снова — боец патруля срывает с плеча винтовку — где-то за водокачкой со звоном полетели стекла, ухнула граната, сухо защелкали винтовки.

— В ружье!..

Первый Екатеринославский полк снова уходит по тревоге в ночь...

Огонь вели почти наугад: тысячи колючих льдинок бросала в лицо пурга, метались в снежном тумане тени, по-человечьи, отчаянно кричали раненые кони. Люди дрались молча, упрямо, зло: плен ничего хорошего не сулил ни той, ни другой стороне. Бандиты отстреливались с отчаянием смертников: снег мог занести трупы, но не память о зверски замученных избачах, рабочих, сельсоветчиках.

Светлов тыльной стороной варежки смахнул снег с лица, на мгновение осмотрелся. Слева, потеряв где-то шапку, что-то кричал, бил и бил из «максима» его дружок — Митяй Стеценко. Могучий парнишка, бесшабашный, веселый украинец, сын сельского сапожника. Справа полз по снегу Андрей Козланюк...

— Что-то с командиром! — Он увидел впереди Андрея уткнувшуюся в снег кожанку...

Выстрелов становилось все меньше и меньше. Банда явно уходила.

— Командира убили!..

В ярости поднимались люди в штыковую, падали, поднимались снова...

Все кончилось к утру, когда буран стих и над степью встало мертвое, холодное солнце. Разбросав руки, лежали на насте люди, поземка тронула уже застывшие лица, билась в судорогах раненая лошадь, а к горизонту бешеным аллюром уходила оторвавшаяся от преследования тачанка...

Командира хоронили здесь же, в степи...

К ночи развели костры и молча отогревали, казалось, скованные льдом руки.

Он навсегда запомнил эту ночь — февральскую ночь 1918 года в черной степи: «Молчал и Митяй Стеценко. Он сидел у костра, углубившись в чтение какой-то маленькой растрепанной книжки, словно ничего не слыша и не замечая вокруг. Но вот он вдруг, тихо, словно для себя одного, стал читать вслух ранние стихи Багрицкого, Асеева, Безыменского.

...Он читал о победе революции, о комсомольцах, что своей судьбой «все друг на друга похожи», о строительстве, которое начнется, когда «мы — солдаты — отстоим своею винтовкой страну». Митяй говорил нам языком поэзии: «На земле идет невиданная борьба, ревет буря, свирепствует метель, неистовствует ветер старого мира, но вы, комсомольцы, вы, коммунисты, идите вперед, на бой».

Пламя костра выхватывало из темноты изнуренные от постоянного недосыпания и голодовки лица бойцов. Затих Козланюк, мечтательно глядя в тьму ночи. Мы уже не замечали поношенной рыжеватой шинели Митяя, ни его посиневшей холщовой рубашки, ни заплатанных, заскорузлых ботинок австрийского образца. Перед нами, распрямившись во весь свой огромный рост, гордо стоял прекрасный Человек.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 19
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.