Рассказ
Т. е. более отвратительного настроения, чем в ту осень, у меня давно не было.
Весь сентябрь я провел на полигонах, в одном из горных районов страны. А когда кончились испытания и я думал, что вернусь в Москву, пришла телеграмма: сидеть еще месяц в Н. Сидеть и ждать, когда командование округом проведет контрольную проверку. Телеграмму я получил прямо в штабе, куда явился сразу по возвращении в Н. Я пытался выяснить, когда же это будет. Увы, все могло быть «завтра», а могло произойти перед ноябрьскими праздниками. Мне сказали, что будут вызывать меня для консультации, и заказали номер в гостинице.
Я понял, что предстоит весь октябрь болтаться без дела в незнакомом городе. А между тем единственно, чего я хотел, это не: быть в одиночестве. В этом году произошло достаточно много событий, о которых мне не хотелось бы вспоминать. Я мечтал быть занятым по двадцать часов в сутки, чтоб приходить в гостиницуу и тут же засыпать. Так нет, все наоборот!
Я сказал себе, что буду разрабатывать новое, но знал, что ничего не выйдет. Пока не принят мой последний вариант, ни о чем новом я думать не в состоянии. Уж такой собачий характер! Наоборот, буду целые дни нервничать: как пройдет контрольная проверка, утвердят ли?
Просить руководство, чтоб до вызова я сидел в Москве, бесполезно. Я числился здесь консультантом, и мое дело было телячье — ждать.
В отделе очень предупредительный подполковник заказал пропуск в Дом офицеров, чтобы меня, человека сугубо штатского, пускали на все концерты и увеселительные мероприятия. Подполковник догадывался, что мне будет не очень весело, и он сделал все, что мог.
На почтамте никаких писем мне не было, да и не могло быть, и я вообще подошел к окошечку «до востребования», чтобы не нарушать традиции командировочных.
В номере я пробыл недолго, походил по улицам, пообедал в ресторане при гостинице, выпил, несколько н пошел спать.
Утром я побрился и надел белую крахмальную рубашку и галстук, который мне приятель привез из Англии. Когда я спускался' вниз по лестнице, то увидел себя в зеркале и остался доволен. Ростом меня мама не обидела, плащ сидел на мне хорошо, и в свои двадцать восемь лет я выглядел очень и даже очень. (В 18 лет я любил косить на себя в зеркало. Потом это прошло. Потом было не до этого. Но сейчас я вдруг вспомнил юность.)
Вернулся я часам к пяти, обегав весь город. Брюки мои были обрызганы грязью до колен, а уж о ботинках и говорить нечего.
Два дня я еще пытался найти себе какое-нибудь занятие. Даже зашел в отдел к подполковнику, даже был в Доме офицеров на танцах.
Как я и предполагал, Н. оказался не самым веселым городом из тех, что я видел. Собственно, у него другое назначение. Это исконно рабочий город, и дай бог ему здоровья. И мне бы здесь работать, а не шататься бездельником.
Но и в номере я чувствовал себя неважно. У соседей целый день на полную мощь ревело радио. Ревело и когда они были в номерах и когда уходили в город Я попросил горничную зайти в пустые комнаты и убавить громкость. Она на меня посмотрела как на нездорового. И вообще, традиционная кровать, тумбочка, стол н какое-то непонятное животное на столе, литое, весом килограммов на 12 (ничего себе украшение!) начали действовать мне на нервы.
Странно, на полигоне я жил в восьмиместной палатке, и все было нормально.
Кончилось тем, что на третью ночь на меня напала бессонница и я даже написал письмо туда, куда совсем не стоило писать. Впрочем, утром я одумался и решил его не отсылать.и у каждого свой «замочек», понимаете? Сколько замочков — столько ключиков.
Среди руководителей отряда много молодых ребят: заместителю главного инженера Рудольфу Бокову и старшему прорабу Борису Павлову, тоже выпускникам ЛИИЖТа, нет и тридцати лет. Молодые руки, молодой мост.
Мост менялся на их глазах, рос, но и они менялись тоже. Они тоже росли. И в ком воистину была строительная жилка, в том становилась она становой жилой, а в ком не было, тот покидал фронт строительных работ, недаром названный фронтом. Мост строили много сотен людей. О всех не напишешь, всех даже не назовешь, хотя монтажник Саша Лехов-шин — паренек в рыжем, как шляпка подосиновика, берете, заглядывая в мой блокнот, густо исписанный фамилиями «лучших из лучших» (клепальщик Николай Чертов, бригадир плотников-верхолазов Алексей Винокуров...), твердил:
— Еще Цовбуна Владимира впишите, так? И Юру Лебедева тоже... Вам что, чернил жалко? Эх, вы бы знали, что это за люди! Хоть в жару, хоть в мороз, хоть какой трудный элемент попадись... Короче говоря, монтажники. Так и пишите.
Саше 25 лет. Он монтажник, высотник. Мне интересно, почему и как он выбрал себе эту поднебесную профессию.
— А под землей я уже был,— серьезно сказал мне Саша.— В шахте на Донбассе крепильщиком довелось... Вот. Ниже уровня земли и выше... Решил все же закрепиться на высоте. Тяжелый достался мост, но увлекательный.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ
Александр Назаров отвечает своим корреспондентам