Поиск начинался на пустом месте. И вот из архивных глубин появился на свет необычный исторический документ. Это небольшой походный альбом в твердом коричневом переплете. На плотной желтоватой бумаге в карандашных набросках, в акварельных зарисовках оживают лица людей, столетие назад вставших под знамена вождя итальянской революции Джузеппе Гарибальди.

Иногда это всего лишь контуры схваченных в движении фигур и сцен, иногда акварельные пейзажи или портреты карандашом, кистью или пером. Здесь же отрывки дневниковых записей...

Под Неаполем гремели пушки. Их удары, сухие и отрывистые, доносились с высот Санта-Анджело, у которых шли бои. Гарибальдийцы готовились к решающему сражению. В небольшой приемной палаццо д'Ангри, штаб-квартире Гарибальди, шумели офицеры. В сторонке с альбомом на коленях примостился чернобородый юноша. Посматривая сквозь очки на собравшихся, он неторопливо рисовал.

В сентябре 1860 года этого юношу в красной офицерской рубахе и венгерской шапочке часто можно было видеть среди волонтеров революционной армии. Он руководил укреплением позиций в самом опасном месте обороны – на Капуанской дороге, у городка Санта-Мария. Его встречали и на передовой баррикаде, и в ночном разъезде в группе венгерских гусар, и среди участников лихой кавалерийской вылазки.

Смуглое лицо, крупный горбатый нос и шапка густых темных волос делали его похожим на южанина, и почти никто, кроме ближайших товарищей, не знал, что штабной офицер генерала Мильбица, командующего первой линией обороны, по имени Леон дель Брандо, вовсе не итальянец, а недавний выпускник Петербургского университета, русский дворянин Лев Мечников.

Его младший брат – всемирно известный ученый Илья Ильич Мечников. Но очень немногие слышали о Льве Ильиче, который, по словам Г. В. Плеханова, был одним из самых симпатичных представителей революционеров-шестидесятников, внесших большой вклад в общественную жизнь, науку и литературу своего времени.

Жизнь сложилась так, что двадцатидвухлетний Лев Мечников попал в Италию как раз в то время, когда страна переживала трудную и великую минуту своей истории – время жестокой борьбы за объединение и независимость. Не в характере Льва Мечникова, ненавидевшего деспотизм и насилие, было оставаться в стороне. Он связывается с членами тайного революционного общества «Молодая Италия», мечтает о создании славянского корпуса для помощи Гарибальди. Вынужденный бежать от преследований австрийской полиции, он попадает в Ливорно, откуда 30 августа 1860 года направляется в рядах бригады полковника Джиованни Никотера на соединение с армией Гарибальди, уже подходившей к Неаполю.

Каждую свободную минуту в руках Мечникова был небольшой альбом – его неразлучный спутник. И на бумаге появлялись пейзажи, наброски бивачных сцен, лица боевых товарищей. Приятели часто просили написать их портрет, «на память». И Мечников обычно не отказывал. Вот так и оставались в альбоме многочисленные корешки от вырезанных страниц.

Но и сохранившиеся рисунки часто звучат иллюстрацией к воспоминаниям гарибальдийца Мечникова. Вот рядовой солдат Карлуччо, один из ближайших друзей русского юноши. Человек большой культуры и нелегкой судьбы, потерявший родных в 1848 году, он принимал участие в борьбе за освобождение страны под знаменем «Молодой Италии». Карлуччо был освобожден гарибальдийцами из пожизненного заключения в Палермо и сразу же вступил рядовым в армию Гарибальди.

«Лицо его, то освещенное ярким месяцем, то причудливыми отблесками бивачного огня, всегда особенно привлекало меня своею симпатичностью и каким-то глубоко задумчивым выражением. Черные волосы в локонах падали на высокий белый лоб и закрывали его больше, нежели наполовину, густые брови сходились в какую-то странную складку; в глубоких орбитах сверкали огромные глаза. Черные усы и маленькая бородка еще резче выказывали матовую бледность его лица, казавшегося мраморным при фантастическом свете лунной ночи».

В альбоме Льва Мечникова, как правило, нет подписей под портретами, но облик гарибальдийца, стоящего, опершись на саблю, очень напоминает Карлуччо: та же блуза рядового, то же глубоко задумчивое выражение больших глаз на худощавом лице.

На одной из страниц штрихами набросана батальная сценка – бой всадника с пехотинцем. Под ногами пешего – упавшая лошадь, на втором плане угадывается фигура другого кавалериста. Рисунок напоминает один из моментов боя, в котором Мечников принимал участие во время обороны Неаполя в конце сентября 1860 года. Вместе с конным гусарским разъездом Лев Ильич был в ночной вылазке. Разъезд столкнулся с противником. В сумятице ночной стычки королевский пехотинец повис на поводьях мечниковской лошади. Завязалась сабельная схватка, перестрелка, и наконец Льву Ильичу удалось окончить бой в свою пользу удачным револьверным выстрелом. Записки Мечникова дают одну очень интересную деталь: похоже, что гарибальдийскими гусарами командовал русский капитан.

Из-под широкополой шляпы пристально смотрят глаза старого крестьянина. Не из тех ли он, кто вместе со Львом Мечниковым строил укрепления у Санта-Марии?

Укрепление, о котором идет речь, мы можем видеть на одном из рисунков. Около старинной римской арки Лев Мечников, руководивший обороной на этом участке, разместил артиллерийскую батарею. Это укрепление выдержало в генеральном сражении за Неаполь 1 октября главный удар войск короля. Это был очень тяжелый бой. Впоследствии Мечников сам удивлялся, как могли они с двумя старыми пушками выдержать натиск врага. Семьдесят тысяч отборных солдат короля – гвардия и немецкие полки – сражались здесь, на берегу Вольтурно с упорством и ожесточением, но все-таки они не смогли сломить порыв революционной армии.

В этом бою Лев Мечников был тяжело ранен. Взрыв вражеской гранаты выбросил его из седла и ударил о землю. Изуродованного, залитого кровью Мечникова можно было узнать только по ножнам турецкой сабли. Вместе с другими тяжелоранеными его увезли в Неаполь и поместили в госпиталь. Последнее, что он видел из вагона отходящего санитарного поезда, были могучие бородатые парни-калабрийцы, спешившие на помощь измученным тяжелым сражением гарибальдийцам.

Раненые, с нетерпением ожидавшие известий с поля боя, скоро узнали, что подкрепление из калабрийцев резко изменило ход затянувшегося боя. Калабрийцы неожиданной атакой опрокинули наемный баварский батальон, и с этого момента началось бегство вражеской армии. Победа гарибальдийцев была полной. Бурбонская династия пала.

Когда исчезло напряжение последних походных месяцев, Львом Ильичом снова стала овладевать тоска по мольберту и мастерской художника. Ему вспоминалась Петербургская академия художеств, куда он ходил вечерами рисовать, длинные академические коридоры, шум и споры в полутемной, с низкими потолками гардеробной, напряженная тишина в натурном классе, где полтораста учеников, сидя плечом к плечу на скамьях амфитеатра, быстро работали карандашами – только скрип стоял в душном воздухе, подернутом синеватой дымкой. Рисование всю жизнь было страстью Льва Мечникова. Близкие вспоминали, что всегда у него в кармане был карандаш и клочок бумаги, а если не случалось бумаги, он рисовал на газете, на обложке книги. В его архиве сохранились наброски на обрывках конвертов, на визитных карточках. Крупные работы Льва Ильича до сих пор остаются неизвестными, а они определенно были: он занимался живописью и в Петербурге, живя вместе с талантливым, рано погибшим художником-студентом Макаровым, и спустя несколько лет в Венеции, до вступления в гарибальдийскую армию.

Звание художника сопутствует ему и в официальном дорожном паспорте, выданном женевским кантоном: «Мы, Государственный совет республики и кантона Женевы, предлагаем властям гражданским и военным пропускать господина Льва Мечникова, художника, рожденного в Харькове (России), проживающего в Женеве, направляющегося во Францию, Испанию и Англию, и оказывать ему помощь и содействие в случае необходимости в порядке взаимности. Выдано в Женеве от имени республики и за подписью нашего канцлера».

Это было 20 сентября 1871 года, года Парижской коммуны. Едва ли члены Государственного совета подозревали, что снабжают дорожным паспортом не только художника, но и одного из деятелей международного социалистического движения,, члена секции пропаганды I Интернационала, участника польского восстания 1862 года и испанской революции 1868 года, человека, который пользовался большим уважением руководителей разных направлений русского революционного движения – от А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, М. А. Бакунина и П. А. Кропоткина до первых русских марксистов. Нам до сих пор неизвестны детали поездок Льва Ильича по Европе осенью 1871 года, но у нас есть все основания думать, что в их основе лежали не только интересы живописи. До нас дошел документ, написанный его рукой, с печатью I Интернационала, в котором идет речь об организации помощи парижским коммунарам после падения Коммуны.

В 1872 году Лев Ильич получил приглашение от японского правительства отправиться в Эдо (Токио) для преподавания в университете. Япония пробуждалась от феодального сна и потому особенно остро нуждалась в научных и преподавательских кадрах. Для Мечникова поездка в Японию была попыткой вырваться из постоянной нужды, вечной спутницы семей революционных эмигрантов. До того времени главным средством заработка было для него сотрудничество в прогрессивных русских журналах.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.