Летайте самолетами

Она подошла к столу и слегка оперлась на него бедром:

– О, безусловно. Как истый труженик науки, ты рассеян. Когда у меня было плохое настроение, ты покупал мне шоколадку или предлагал пойти в кино – в выходной, разумеется. Суббота – банный день, воскресенье – день культурных развлечений.

– Ты могла мне сказать.

Он все так же сидел у двери, только теперь без пальто и на коленях держал не шапку, а руки. Она ответила:

– Конечно же, могла. Я все могла. Например, могла понять, кто ты. К сожалению, шоколадки настраивают на лирический лад...

Он промолчал, только сел поудобнее, привалясь затылком к дверному косяку. Уходить он не собирался.

Тогда она снова села на кровать, повозилась, тоже устраиваясь поудобнее, и сказала:

– Ну? Я слушаю. Ведь ты, наверное, приехал зачем-то?

– Ты сама понимаешь.

– Но ты все-таки можешь объяснить?

– Тише, – показал он взглядом на занавеску. Она сузила глаза:

– Кажется, молодой отец приступил к родительским обязанностям? Он спросил, помолчав:

– За что ты на меня злишься?

– За что? Хотя бы за то, что ты ни в чем не виноват. За то, что я даже не могу назвать тебя подлецом. Ты же меня не обманывал. Все было, как говорится, по доброму согласию. По-доброму встретились и по-доброму разошлись. Только тебе осталась степень, а мне ребенок.

Она говорида с ним холодно и презрительно, почти грубо. Но и грубость не трогала. Не тронула бы и брань, крики, истерика, даже угрозы. Все это было, в общем, привычно, хотя бы потому, что на сотню больных всегда найдется один такой, и еще потому, что в районной больнице, где он начинал, было психиатрическое отделение... Он подождал немного и спросил:

– Ты можешь ответить серьезно?

– Допустим.

– Что ты собираешься делать дальше? Она пожала плечами:

– Жить, учить детишек иностранному языку. Зарабатывать на хлеб и молоко – ему сейчас без молока не обойтись... Ах, ты имеешь в виду мой общественный статус? Да, собираюсь выйти замуж.

– За кого?