Что ответить? Лететь в такой мороз?.. Но отказываться?!.

После разговора с Осиповым я пошел в комнату к Чуенкову.

– Когда вылет?

– Ты температуру смотрел?

– Видел! Когда вылет?

– В три, перед рассветом... Утро... Под крылом самолета плывет снежная поверхность ледяного купола Антарктиды, освещенная яркими лучами утреннего солнца. Купол сегодня, как никогда, приветлив. Только присядь, и он обещает открыть множество скрытых ледяным панцирем тайн. Очень хочется верить в его доброжелательность. В кабине самолета тепло, и никто из нас не чувствует ледяного дыхания Антарктиды. Воздух удивительно чист и прозрачен. В боковое окно мне хорошо видны уплывающие назад изгибы береговой черты. Солнечный зайчик, пойманный линзой астрокомпаса, как бы подмигивает мне, улыбаясь: .

– Не волнуйся, штурман, мы на курсе, все будет хорошо!

...Позади девятьсот километров белой пустыни. На станции Комсомольская посадка и заправка. Нужно взять горючего на весь путь до Востока и обратно до Комсомольской, так как на Востоке горючего нет. Заправляемся из бочек.

Высота три с половиной тысячи метров и температура минус 60 градусов дают себя знать. Руки отваливаются, воздуха нет, мороз обжигает легкие. Наконец заправка окончена. Горючего только-только, запаса почти нет, машина и так перегружена.

Целых три километра бежит тяжелый самолет по накатанной высокогорной полосе. Нехотя выпускает нас ледяной материк в небо.

– Убрать шасси!

– Есть убрать шасси!

Погасли зеленые лампочки сигнализации. Я вижу, как подтягивается под мотогондолу левая лыжа. А правая? Нет, правая не убирается. Снова и снова выпускаются и подаются на уборку шасси. Но правая лыжа беспомощно зависает под крылом: мороз сделал свое дело – лыжа висит!

Это все. Это значит, что нужно возвращаться. Опущенная лыжа увеличивает лобовое сопротивление самолета. Чтобы не упасть, чтобы сохранить необходимую скорость, моторам установлен повышенный режим. Резко возрос расход горючего. Нам просто не хватит, не хватит его на обратный путь с Востока до Комсомольской. Видно, не судьба! Как жаль, что сорван этот наполовину выполненный рейс!

Я смотрю на затылок командира и жду, когда он повернет. Он медлит.

При такой низкой температуре еще никто не летал. Конструкторы самолета гарантировали безопасность полета лишь при температуре минус пятьдесят. А сейчас на термометре – 62 градуса. Тут может случиться все. Мороз может так стянуть фюзеляж (элементарный закон сжатия металлов), что провиснут тросы управления или деформируются отдельные детали. Все может произойти...

И происходит: из строя выходит бензиновый обогреватель, нагнетающий в фюзеляж горячий воздух. В кабине быстро устанавливается температура минус 62 градуса. Я вижу, как края капюшонов на куртках ребят покрываются инеем. Теперь их лица, как у святых на иконах, окружены белым ореолом. Иней густым налетом садится на брови и ресницы, ледяной коркой покрывает лицо. Мы медленно, но уверенно превращаемся в сосульки.

Я смотрю на застывшую впереди, у штурвала, белую статую, в миру именуемую Федором Чуенковым. Он сидит нахохлившись в своем кресле, упрямо устремив взгляд вперед. Его неподвижный затылок, эта медлительность начинают меня раздражать.

Я протискиваюсь в отсек пилотов. Его стенки и потолок покрыты белым налетом. Приборная доска стала тоже мохнатой и белой – не кабина, а гипсовый склеп.

– Когда поворачивать будем? – спрашиваю я бодро и чувствую, как фальшиво звучит эта бодрость.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.