Гашу свет, и летняя ночь проворно влезает в окна. Начинает хозяйничать: отрывает сухие листья у старого фикуса. Они долго шуршат, что-то шепчут и, затихнув где-то над самым полом, неожиданно громко ударяются о паркет.

Потом ночь собирает в комнате всю далекую мимолетную музыку без мелодий и ритма – музыку радио, телевизоров, проигрывателей.

Вот шевельнулся, газетный лист. Ночь тихо присаживается на диван – она слушает. Равномерно посапывает на своей кровати моя тетушка. Я лежу смирно, и ночь угомоняется – сидит на пустом диване, чуть дыша свежим, прохладным ветром.

В такое время вдруг пропадает сон. Становится одиноко и холодно. Хочется, чтобы кто-то окликнул, позвал, назвал мое имя. Но все молчит вокруг меня. Только однажды он вдруг крикнул в мое окно:

– Надюшка, где ты? Я пришел!

Я так ждала этот голос, что совсем не удивилась ему, только в комнате вдруг стало очень тепло, и сердце застучало полно и радостно.

– Не прячься, слышишь, все равно найду тебя...

Я бегу к окну – на улице никого.

– Надя, милая...

– Тише, глупый, я магнитофон включила...

И они засмеялись. Засмеялись так счастливо и легко, словно они дышали смехом.

Когда рядом так смеются, плакать невозможно.

Внезапно все как будто оборвалось. На темный асфальт двора лег желтый прямоугольник – это зажглась лампочка на втором этаже. Я увидела в окне долговязого парнишку. Он разматывал ленту магнитофонного диска. Потом резко оторвал кусок ее и с какой-то упрямой небрежностью бросил на подоконник. Ветер тут же подхватил эту темную, словно живую змейку, мелькнул ею на свету и унес в ночь.

А из окна громко, на весь наш громадный дом, на всю улицу, площадь, Москву, землю и вселенную вдруг поплыла песня.

Ее пели двое – он и она. Пели задумчиво, не спеша, как будто шли вечерком, обнявшись, по берегу тихой реки.

О Москва, Москва святая, Я встречал тебя везде: Над просторами Алтая. И в далекой Кулунде. Ты не просто город где-то...

Они поют без. аккомпанемента, и их чистые, молодые голоса в свежей ночной тишине и то, как ладно, словно помогая друг другу, ведут они эту старую песню геологов, тоскующих по родному городу, – все это делает ночь необыкновенной.

Двор наш похож на дно фантастической коробки с пятиэтажными стенами, но без верха. И по каким-то законам акустики стены сначала усиливают, а потом долго держат любой звук и только тогда отпускают его в далекое небо.

Девушка пела звучно, просто и бесхитростно, так же легко, как и смеялась.

И мне хотелось, чтобы их песня была длинной-предлинной. Мне хотелось этого, наверное, потому, что так хотелось им. Они повторяли куплеты по нескольку раз, кончали песню и начинали ее снова – и так согласно получались у них эти переходы, как будто кто-то третий подсказывал им. И третий, конечно, помогал: разве третьим может быть только человек?..

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.