— Да так...
— Здесь были сильные бои... Ты видел, сколько здесь братских могил?
Небо было до сих пор чистым и ясным, и Сергей только теперь заметил, что слева к луне, к круглому этому, подсвеченному сбоку шару, висящему в пустоте, придвинулись облака. Облака были слоистые и красивые, как малахит, и убраны были отраженным светом луны. В небе все это отчетливо было видно и выпукло: круглая луна, половина которой была в тени, и эти недвижимые, обрамленные светом облака, нацелившиеся на сияющую половину.
— А ты почему не идешь спать? — спросил отец. — Учусь отвлеченно думать.
— Ну и как?
— Не клюет. Я, наверно, умею только вспоминать и делать для себя выводы, — сказал Сергей. — Это как дважды два. Рули всегда помещаются сзади. А человеческая память — те же рули.
— Память — руль человека,- — сказал старик. — Это мудро. Ты крупную рыбину подцепил, а говоришь, не клюет.
Сергей сидел над водой и улыбался. Ему было приятно услышать похвалу отца, и он сказал:
— Наверно, надо спать... Осталось всего ничего до рассвета, но все-таки надо вздремнуть.
Он подошел к костру. Угли были обметаны хлопьями пепла, но в глубине этого белого пепла все еще тлел огонь, и жар его казался розовым, как закатная вода.
Отец лежал на спине, положив голову на тощий рюкзак. Его освещала луна, и лицо его, открытое свету, лоснилось, как металлическое. Он был спокоен и величав. И шрам, идущий от виска на щеку, казался свежим, как будто запекшимся от крови... Казалось, будто он мертв и потому так круты и глубоки колпаки его сомкнутых век, так костист подбородок, освещенный луной.
Сергей прилег с ним рядом и услышал его глубокий вздох.
— Да, — сказал отец задумчиво. — Память — это рули человека, а вернее, всего человечества.
Сын его улыбался. «Конечно, — думал он, — если есть о чем вспоминать».
— А мы не замерзнем к утру? — спросил он у отца. — Может быть, лучше накрыться моей накидкой?
— И спать на голой земле?
— Нет... У меня есть своя накидка в рюкзаке: я ее взял с собой. А это твоя...
— Я не знал, — сказал отец. — Тогда, конечно, лучше накрыться.
И они накрылись холодной, пахучей и громко шуршащей накидкой, которая была совсем еще новая.
«Можно, конечно, о многом припомнить, — подумал Сергей, когда он удобно улегся и приготовился спать. — Можно, конечно... Но только об этом в следующий раз, не сегодня...»
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из записной книжки журналиста