Рассказ
Маленький Эруа зарыл в грязь босые ноги и оперся о холодную чугунную ограду. Из бара напротив доносился гул голосов и порой — взрывы смеха. Эруа смотрел, как в бар входили посетители: лесорубы в коричневых кожаных куртках и темно-синих рабочих брюках; маорийцы в фуфайках; животы выпирали у них из-под поясов, подбитые Гвоздями сапоги стучали о порог; худые прыщавые подростки курили сигареты, ругались и шли с таким развязным видом, словно были здесь завсегдатаями, но он-то знал, что они только-только со школьной скамьи.
Возле бара крутились и другие ребята из его школы, но с Эруа они не заговаривали. Они знали, почему ему приходится каждый вечер проводить у дверей бара. На его обязанности лежало следить за отцом: сумеет ли он, пьяный, добраться до дому, а если что, — бежать и искать такси. И даже когда отец бывал не слишком пьяный, Эруа все равно приходилось помогать ему: он шел впереди и расчищал путь в толпе, что собиралась возле кинотеатра и у витрины аптеки поглазеть на фотографии. Иногда ему приходилось тащить тяжелый пакет с бутылками, чтобы отец не уронил его и не перебил бы о тротуар. Это бывало уже не раз, и Эруа в таких случаях стоял и беспомощно смотрел, как пиво длинными коричневыми струйками стекает в канаву, как пузырится пена, переливаясь через разбитое стекло, и превращается в огромную губку, напоминающую растаявший шоколадный леденец.
Эруа ненавидел стоять вот так возле бара. Прохожие бросали на него какие-то странные, насмешливые взгляды. Некоторые даже приветствовали его, хотя он никогда раньше этих людей не видел и не знал, откуда они. Иногда кто-нибудь выходил из бара и давал ему поручение: сбегать в кафе за табаком. Это уже было лучше; денег, которые ему давали, обычно хватало и на мороженое.
Однажды вечером он, промерзший и голодный, зашел в пирожковую на углу, чтобы погреться возле теплых тарелок. Два прилично одетых парня прервали свою беседу и, оглядев его с ног до головы, попытались втянуть в разговор:
— Что ты тут делаешь, сынок? Хочешь чего-нибудь поесть? Сколько тебе лет: восемь, девять? Он им ничего не ответил, и они, наверное, решили, что он немой. Тогда один из них, рыжий, упитанный, самодовольный детина, сказал:
— Не пора ли тебе домой к маме, чай пить? Вопрос этот на минуту поставил его в тупик: ведь он думал, что все знают.
— Моя мама умерла, — сказал он им.
Парни разинули рты, так что стали видны наполовину прожеванные пирожки. Вид у них был совсем ошарашенный, будто он их обругал.
Как бы ему хотелось, чтобы ребята из его класса не крутились возле бара! Они обычно ждали, чтобы посмотреть, чем все дело кончится, и на другой день в школе издевались над ним:
— Ну, как сегодня твой пьяный старик себя чувствует?
— Отец Эруа вчера вечером напился так, что еле на ногах стоял.
Эруа больше всего боялся, что об этом узнает учитель.
В баре прозвонил звонок к закрытию, и посетители, шатаясь, стали выходить из винного магазина с бочонками, бутылками и пакетами в руках. Все это они грузили в машины. Нетвердо держась на ногах, они собирались группами возле входа и, сплевывая на тротуар, громко спорили о достоинствах разных лошадей. Большинство кличек было Эруа знакомо. Он так часто слышал, как отец обсуждал их с приятелями, что мог даже сказать, какие из них скаковые, а какие рысистые.
— Пошли, сынок.
Это его отец. Под мышкой он держал картонную коробку с полдюжиной бутылок, и с ним был какой-то приятель.
Протиснувшись сквозь толпу поздних покупателей, они пошли по переулку и свернули на свою улицу. Отец разговаривал с приятелем о каком-то событии, случившемся в этот день на заводе; речь их пересыпалась ругательствами!
— Я сказал Джонни напрямик, взял да и сказал: тоже мне называется делегатом, я бы тебе сказал, кто он такой...
Эруа радовался, что сегодня ему не надо тащить эту тяжесть. Они подошли к тому месту, где отец несколько дней назад уронил коробку с бутылками, и Эруа сошел с тротуара, чтобы не напороться босой ногой на осколки стекла.
— Эй, парень, куда прешь? Машина задавит! Эруа первым вошел в дом и включил свет. В комнате стоял спертый запах от грязного замоченного белья; скамья была вся загромождена грязными тарелками и объедками; на столе вместо скатерти лежала засаленная газета.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.