Оса на носу

– Прямо с поезда к вам, – сказал он, переступив порог редакции. – На сессию приехал...

И тут же в двух словах изложил свою историю: москвич, после десятилетки махнул в Братск. Учится заочно в институте. Ну и пробует писать...

– Помню ваши стихи, – отвечаю я ему. – Будем печатать.

– Правда? Вот здорово!

Совершенно отчетливо вижу, как, выскочив из автомата, идет он по людной московской улице. Идет с сияющим лицом, ошалев от радости, от яркого солнца. Стучат по асфальту его грубые башмаки, развеваются полы выгоревшей куртки, и оглядываются, смотрят с улыбкой ему вслед разборчивые московские девчата: такая сумасшедшинка у него в глазах, что, кажется, вот-вот запоет парень.

Больше всего хочется мне, чтобы вывернулся из-за утла и столкнулся с ним лицом к лицу этакий Гамлет от американской этикетки. «Чему улыбаешься?» – спросили бы его тоскующие глаза. «Понимаешь, чертовски интересно жить на свете!» – ответил бы взгляд парня. «А ты «паккард» видел?» «Видел». «И все еще продолжаешь улыбаться?..» «Продолжаю». «А у тебя вот такой галстук есть?» «Эх, темнота... У меня стихи есть. Я сам их написал, сам! И они будут напечатаны. А теперь... уйди с дороги...»

Может, ты и не встретишься с этим парнем. Но такой молчаливый диалог весьма реален. Он происходит всюду, где бы ты ни появился. И его не прервешь, как телефонный разговор, простым нажатием руки на рычаг.

Можно уйти от резких, прямых слов, но нельзя спрятаться от умных, все понимающих человеческих глаз. Никуда не деться тебе от колючего взгляда парня, написавшего свои первые стихи. Ты усомнился в его радости? Но чего добился? Парень улыбается, он вкусил от одной из высших ценностей жизни – испытал удовлетворение оттого, что его труд пригнан, одобрен и будет отдан людям...

На Онежском тракторном заводе я видел, как старые рабочие поздравляли молодого слесаря с первой получкой. Глаза юноши сияли. Отчего? Может, потому, что у него появились деньги? Нет. Впервые расписавшись в бухгалтерской ведомости, юноша перестал быть иждивенцем, переступил черту, за которой начинается самостоятельная жизнь. Что может быть чудеснее этого ощущения твердой почвы под ногами!

В Кривом Роге я стоял среди монтажников на площадке перед гигантской домной, сооруженной комсомольцами в подарок XXII съезду партии. Крепкие, загорелые парни, задрав головы, смотрели на творение своих рук.

– Аж не верится! – сказал один. – Неужто мы построили эту громадину?..

Надо было видеть лица ребят в эту минуту. Они светились гордостью: «Да, это не фантастика. Вот она, наша домна! Как же сильны мы, человеки, создавшие это чудо!»

И этого юношу с Онежского завода, этих парней из Кривого Рога ты хочешь уверить в том, что свет их трудовой победы может померкнуть перед ярко размалеванной заграничной тряпкой? Да они осмеют тебя! И отнюдь не потому, что им, как ты полагаешь, не свойственно думать о красоте ногтей. Осмеют за копеечную философию.

Хороший костюм... Кому это не приятно! Нейлоновая шубка... Кто не хочет ее иметь! Разве только ханжи и лицемеры...

В одном звероводческом совхозе в Карелии я видел, как девушки осаждали закройщицу Медвежьегорского ателье, приехавшую принимать заказы. Капризные, надо сказать, это были девчата. И такой фасон им не подходил и этакий не нравился. Привередничали они так, рассматривая не какие-нибудь пожелтевшие выкройки из бабушкиного сундука, а блестящие страницы увесистого журнала мод с броской надписью «Весна – лето 1962 года»...

Признаюсь, я подосадовал на этих чересчур разборчивых заказчиц, подумав: «тряпичницы»...

А на другой день увидел, как они работают на фермах, с какой любовью ухаживают за зверьками, записал несколько удивительных цифр, поговорил с девчатами «за жизнь» – и досады как не бывало. Нет, не «тряпичницы» они. Есть у них большое, настоящее дело, есть глубокое удовлетворение результатами своего труда, радость творчества... А история с фасонами... Ну что ж, по большому счету живут люди.

А что есть у нашего девятнадцатилетнего старичка? На данном этапе его любимое «дело» состоит в пускании слюны перед какими-нибудь диковинными «непромокаблями» на английской или иной привозной выставке. Как пескарь на свет фонаря, плывет он на блеск заграничной фольги и, бессмысленно уставившись в одну точку, млеет от восторга. Так можно заворожиться надолго. Можно начисто обокрасть свою душу, лишив ее подлинных человеческих радостей, можно проглядеть свое любимое дело в полном смысле этих хороших слов, проглядеть жизнь!

Оторваться от фольги, пока не поздно, выйти на улицу, на свежий воздух надо юному старцу, глаза протереть, увидеть вот эти радостные улыбки на лицах юношей и девушек... Хорошее у них настроение!

Вскоре после XXII съезда партии мне довелось побывать в Краснодаре, в бригаде молодых строителей. По вечерам ребята собирались в красном уголке – изучали новую партийную Программу. Читали ее, как захватывающую книгу о жизни, о своем будущем, о коммунизме. Парни и девчата говорили о новых, коммунистических отношениях, о том, каким будет человек, как неизмеримо расширится круг его знаний, во всю мощь развернутся его способности в науке, в труде, в искусстве, какой потрясающе интересной будет жизнь, и как это здорово – строить ее своими руками...