Кто-то из журналистов посвятил Бацанову очерк «Одержимый». Автора можно понять. В этом докторе крутая пружина. Ее энергия расходуется буйно, но направленно и точно — без потерь. Этой энергии хватит надолго. Однако высокий заряд энергии — не только ясная уверенность ума, чтобы открыть. Он нужен еще, чтобы защитить свое открытие и даровать ему жизнь.

Науке нужны упрямые, решительные, сильные. Те, что не остановятся, не устанут, не испугаются. «Наука требует от человека всей его жизни. И если у вас было бы две жизни, то и их бы не хватило вам. И. П. Павлов».

Бацанов упругим шагом вымеривает лабораторию. Будто готовится к марафону. Вертит в руках какие-то нужные химические штуки, приспосабливает их походя на место. Речь его экспрессивна, к ней нужно привыкнуть. Глаголы в фразах обнажены и тесно прижаты друг к другу. Действие, действие.

— В неорганике защищаются по трем новым веществам. Даже по одному. Вы знаете? Тогда смотрите.

В его руке радужный веер пробирок. Ультрамариновая, алая, индиговая.

— Уроженки Сибири. Имен еще нет... Безымянные незнакомки. Неизвестные острова в исчерченном вдоль и поперек океане. Позвольте, а великие открытия? Неоткрытых островов больше нет. Все перечислены и записаны в лоции, даже самые крохотные атоллы.

Ведь так в неорганической химии? Все пронумеровано и известно. Каждое новое вещество — серьезное событие. Неорганический мир — вроде остывшей вулканической области. Здесь не может быть непредвиденного.

И вдруг цветные лепестки пробирок. Одна, десять, сто, сто пятьдесят! Новые неорганические вещества. Не остров, а целый архипелаг. Открытый, но еще не изученный и не нареченный.

Бацанов резко останавливается, потом отступает к столу и вытягивает каталог. Здесь восемьдесят его собственных работ и сотни чужих — по теме лаборатории. Он находит нужное одним движением. История открытия начинает проясняться...

В органике, царстве углерода, проще: подстегнул к цепи еще одно звено — и, пожалуйста, новое соединение. У атома углерода четыре цепкие лапки — валентности. Эти лапки удерживают грозди элементов. Одна из ста трех ячеек таблицы Менделеева дает в десятки раз больше соединений, чем вся неорганика. Неорганический мир упрям. Список новичков здесь растет очень туго. Металлы не желают жить в коммунальной квартире, как общительный углерод. Уж если сосед — так один: хлор, кислород, сера. Кого-нибудь подселить? О нет, это исключено, это решительно невозможно!

Органики то и дело потрясали мир то удивительными пластмассами, то чудодейственными лекарствами. Неорганики топтались на месте. Казалось, нет выхода из круговорота строгих закономерностей. Но почему?

— Во-первых, мало знали структуру.— Бацанов снова кружится по лаборатории от окна к двери и обратно.— Атомы в неорганических молекулах не сиамские близнецы. Тягают электронное облако друг с друга, как ребятишки одеяло. Кто сильнее — тому больший кусок. Попробуйте определить строение. А не знаешь строения — не знаешь возможности.

В науке каждый год появляются новые тропинки. Нужен лишь острый глаз, чтобы угадать, куда по ним можно забраться. У. Бацанова тонкое чутье. Он одним из первых использовал открытие американца Полинга. Методы Полинга определялся туманно. Но если отбросить туман слов, получалось, что Полинг научился рассчитывать силу, с которой атомы тянут электронное облако.

Года четыре назад на книжных прилавках появилась солидная книга «Структурная рефрактометрия». Книга была сложна. В ней поражали филигранная логичность и кропотливое упорство, с которыми автор управлял колоссальным потоком измерений, таблиц и мнений. В результате давался «рецепт», как сравнительно легко и точно определять структуру неорганических молекул. Специалисты говорили, что это очень важно, хотя, пожалуй, слишком смело. По кусочку соли химик определял ее строение — ключ к свойствам, применению, синтезу (узнав молекулярную решетку алмаза, мы получили его искусственно). В первой книге Бацанова намечался путь к «неведомым архипелагам» неорганики.

Имя Бацанова-химика было известно читателям химических журналов уже до появления книги. А просто как Степу Бацанова его знал весь Московский университет. Восемь лет он первым рвал ленточки на дистанциях 400, 800, 1 000 метров. Был признанным чемпионом МГУ и мастером спорта. Спортсмены — волевой народ, с мгновенной быстротой реакции. Быстрота реакции пригодилась в науке.

«Структурная рефрактометрия» еще ходила по сложным издательским лабиринтам, а Бацанов был уже далеко — в Сибири. Работал, используя форточку как тягу и батарею ящиков — как письменный стол. Помогало то, что они очень верили друг в друга. Они — это сам Бацанов, Женя Ручкин, Люся Горогоцкая, Юра Веснин. Руководитель и группа, недавние студенты МГУ. Несколько лет назад они попросили молодого кандидата Бацанова определить, что у них получилось за вещество. Потом увлеклись изяществом его опытов и захотели знать «как». Потом зажглись его неукротимостью. Вместе с ним целые дни проводили в лаборатории и в один прекрасный день обнаружили себя неплохими кристаллохимиками. Во всяком деле есть своя свежая поэзия и неисследованные дали. Хорошо, если встречается человек, умеющий эти дали раскрывать. Бацановского холодного огня и энергии хватало на всех. Ребята, со своей стороны, отдавали в общий котел все: эрудицию, ум, работоспособность. Не привередничая и не вымеривая — все, сколько есть.

В дружных лабораториях, как в семье, люди становятся похожими. Например, Женя Ручкин. Та же стремительная научная хватка. И даже сходные спортивные лавры: Женя был чемпионом МГУ по бегу с барьерами и тройному прыжку. Сейчас он защищает честь химиков в баскетболе, беге, шахматах, футболе. И еще защищает диссертацию по десяткам новых веществ. Трудновато. Помогает выдержка, спортивная и «бацановская». Последняя заслуживает особого внимания.

В шестидесятом году они всей лабораторией провожали шефа «степениться» в Москву. Знатоки считали «докторство» несомненным: прорва работ, интересная книга.

Защита прошла блестяще. Но доктором Бацанов не стал. ВАК отклонил диссертацию. Отзыв известного профессора оказался решающим. Словечки — «протаскивание», «прагматизм», «идеалистическая концепция»— при всем своем конкретном бессилии били сильнее всего. Профессор ниспровергал теорию Полинга, а с нею — новый метод определения молекулярных структур и смутно вырисовывавшийся в пробирках «неведомый архипелаг». То ли члены комиссии не потрудились прочесть работу молодого коллеги, то ли предпочли не портить отношения с уважаемым ученым — диссертацию «похоронили».

Истина. Она, разумеется, рано или поздно пробивает себе дорогу. Но не слишком ли дорого приходится порой платить за опоздание? А книга Бацанова жила. Линотипы отливали строчки ее глав уже не только на родине, но и в других странах. Менделеевское общество премировало «Рефрактометрию» по главам. «Это одна из интереснейших книг, опубликованных нами»,— писал автору американский издатель. В Институт неорганической химии Сибирского отделения летели конверты: из Калуги и Пуэрто-Рико, Праги и Ленинграда, Бостона и Бухареста. Книга шествовала по столам ученых.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.