Двадцать три года—столько было Василию Глущенко, молодому инженеру и начальнику МРС. Нет, двадцать три года и еще один месяц, еще тридцать дней и тридцать ночей, проведенных бок о бок с бывшим красногвардейцем Михаилом Трофимовичем Никульцовым, который учил не только ставить сети и вести лодку, он учил городского парнишку думать по-рыбацки, жить по-рыбацки, работать по-рыбацки. В этих «университетах» немалую часть занимали рассказы у костра о далеком прошлом промысла и рыбацких поселков, о людях, которые в тысяча девятьсот семнадцатом свыклись с трехлинейной винтовкой так же, как с веслами или сетями.

Двадцать три года и один месяц было Василию, когда он сказал первому рыбаку, пришедшему к начальнику со срочным своим делом:

— Слушаю вас...

Двадцать три года и один месяц было Василию Дмитриевичу Глущенко, когда на далеких промыслах говорили о нем:

— Молод, да не зелен — дело знает!..

И совсем уж не вспоминали о его возрасте в колхозе «большевик», где он стал председателем, когда пришла беда, когда восемнадцать траулеров, навязанных колхозу головотяпом-чиновником, грозили разорить хозяйство непомерной стоимостью капитального ремонта.

— Ну, Глущенко не обойдешь,— говорили колхозники.— Не может быть, чтоб обошли!..

И Глущенко выручил: дошел до Москвы, добился, что негожая техника, грозившая тяжелым бременем лечь на бюджет колхоза, была списана.

Нет, никаким особенным даром не был наделен Василий от природы. Просто научился он думать, как рыбак, жить, как рыбак. Потому-то и шла от Астрахани до Каспия слава о Василии Глущенко, потому-то так заметно росли доходы артели.

Мы встретились с Глущенко в Оранжерейном. Василий уже стал директором крупнейшего на Волге рыбокомбината. В ожидании директора мы прошли по причалам и цехам комбината. Четко организованная работа оставляла впечатление цельности, законченной слаженности производства.

Но вот мы снова, во второй раз, проходим по цехам уже с самим Глущенко и видим их уже глазами Василия. И то, что казалось нам обыденным, становится! примечательным. Да, много сделано, но далеко не все. И причальная стенка, которая была для нас обычной причальной стенкой, вдруг оказывается участком «узким», тормозящим работу, и мы без особого напряжения видим уже здесь, на месте старый свай, бетонный причал, вместо ветхих, купеческих еще лабазов новые холодильные камеры, новые корпуса и участки.

— Будет, дайте срок...

И нельзя этому не верить*, да, будет...

Это большой дар — зажечь людей своей мечтой, заставить взглянуть на сугубо прозаические вещи своими плазами, помочь увидеть красоту.

...Плывут вдоль бортов берега Астрахани, дымят ее трубы, медленно разворачиваются ее краны с тяжелым грузом, растут корпуса ее заводов и фабрик. Там, вдалеке, за густой зеленью Братского скверика, за белыми стенами домов, из которых выбивал мятежников Андрей Платонов и его товарищи, высокие трубы нового рыбокомбината, только что введенного в строй. Весь он как мечта, воплощенная в железобетонные конструкции, новые автоматические линии; умные машины. Сегодня он дает первые тонны продукции.

А слева по борту, в красноватой степи, откуда катятся тяжелые составы, груженные картоном,— ЦКК: целлюлозно-картонный комбинат. Там у входа в основной цех висит призыв-обязательство — « Дадим 150 тонн картона в сутки!». А всего месяц назад висел другой — «Дадим 90 тонн картона в сутки!».

И за всем этим видится молодой хозяин Волги, ровесник эпохи — мечтатель и борец, принявший лозунг своих отцов, первых комсомольцев и дополнивший его:

«Для нас нет среднего пути, наш курс — коммунизм...»

Мягко подрагивает палуба под ногами от мощной, упругой силы главных двигателей; две широкие борозды, как усы, расходятся от носа нашего состава, клином перерезают Волгу и гаснут у берегов. Медленно разворачиваются, оставаясь позади, золотые поля созревающей пшеницы и ржи, высоко пылят невидимые грузовики на невидимых за буграми правого берега дорогах. Белые деревни подступают к воде. Нижнее Поволжье... Многое видели эти берега за четыре с половиной десятилетия...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.