Змея

А дед после молебна дрожащим голосом говорил священнику:

- Кажись, полегчало малость. А дозвольте вас, батюшка, спросить: как она, окаянная, вылазить будет, то ли задом, то ли передом, через рот?

Подумал поп, понюхал табачку, сказал:

- Опыта со мной такого не было, но здравый смысл подсказывает, что пресмыкающаяся тварь извергнется через зад. Мужайся, чадо, уповай.

И опять деду хуже. Месяц прошел, а толку нет. Чует дед: шевелится в брюхе пропастина. Со всего села старухи одолели с советами: вот того испей, вот этим натрись, почихай на заре в чистом поле вправо, влево по три раза. Выманивали старухи змею на молоко: лег дед на пол в голом виде, поставили бабы вокруг него пять кринок с кипящим молоком, накрыли деда с головой одеялами да шубами.

Ширьше рот открой, кормилец, ширьше... Пуще дыши, она молоко уважает, вы - ползет.

Дышал, дышал дед, взмок весь, надоело, плюнул.

И опять проходили дни. Чует дед - квакает по ночам змея, как жаба, пищи просит. Дед ловко ел, сроду такого аппетита не было. Только жизнь не в жизнь деду, на свет бы не глядел. Живот расти начал.

Жаль Акульке старика. Разве рассказать? Нет, страшно, хоть и любит ее дед, а уши выдерет.

И у Мишки сердце защемило. Как - то сказал он комсомольцам, товарищам своим:

Вот что, ребята... Как - никак, а человека жаль. Хотя он и дед мне родной, а человек хороший, только темный.

Давайте-ка, ребята, лекцию ему прочтем вследствие несознательности.

Пришли вечерком комсомольцы к деду в избу. Дед вверх голым брюхом на печи лежит, на пупке горшок опрокинут, под горшком богова свечечка горит. Начали комсомольцы деда убеждать:

- Ты, товарищ, не верь чепухе, послушайся нас, мы все - таки люди политграмотные. Ты маленький, что ли? Как это может змея в живого человека заползти? Да она дура, что ли? Чтобы вот так забраться в чужую морду и сидеть в брюхе вроде со строгой изоляцией. Черт знает, какая бессознательность А чем же ей, спросить тебя, дышать - то там? Она хоть и не велика, а кубатуру требует. Эх, ты, старый хрен, товарищ... Да она бы там в двадцать четыре часа подохла. Да она бы тебе все брюхо изжалила, давным-давно ты бы на том свете был. Ты подумай - ка! А ты по глупости молебен служишь, поддерживаешь суеверный культ. И горшок для чего - то опрокинул на самый пуп с наговором. Эх, ты!! Да ежели гадина и залезла бы к тебе в пасть, ее не крестом, а пестом надо оттуда. Бога нет, товарищ, и напрасны твои рассуждения. До семидесяти годов дожил, а не можешь понять, что бытие определяет сознание. Понимаешь, нет?

- Понимаю! - стиснув зубы, свирепо крякнул дед. - Я то все понимаю!! - Он сорвал с пупка горшок и что есть силы швырнул им в комсомольцев.

- А ну его к черту с лекцией - то! - вскочили, побежали комсомольцы вон, а вот дать ему, старому барбосу, бучку хорошую, все змеи вылезут вместе с кашей!

Акулька захохотала, потом личико ее стало серьезным, ей опять сделалось жаль старика:

- Ах, дедушка, дедушка... - вздохнула она, заперебирала платьишко, потупилась. - Я чего хочу сказать, дедушка.

- Чего - о!! - покарабкался дед с печки. - Ты тоже, козявка, пропаганду пущать желаешь, агитацию?! Я - те! - бросился к ней дед.

Советовали крестьяне деду в город, к доктору. - Ну да как же! Нашли дурака! Чтоб доктор живот ножом вспорол, на тот свет без покаяния отправил. И вместо доктора пошел дед по наущению бабки к знающему колдуну, Михряю, что у речки пасеку в лесу держал. Отвалил колдуну три полтинника серебряных да утку. Колдун сказал: - сейчас я ее, дьяволову дочь ожгу. Выскочит, как угорелая! Подвесил деда вниз головой за ноги к лесине и начал по голому дедову заду со всех сил широкой лопатой ядреные шлепки давать. У деда в глазах темно, кровь в голову ударила, на весь лес орал, вот лопнула веревка, брякнулся старик. Да без памяти, голозадо вмах домой, забыл что и стариком числился.