В 1885 году, когда мне исполнилось 22 года, я окончил Горный институт в Петербурге и в звании горного инженера первого разряда поступил на работу на Кирсинский завод - небольшой железоделательный завод, расположенный в Кировском крае, у берегов Вятки.

Здесь за два года работы я хорошо ознакомился с производством торговых сортов железа - листового (кровельного), круглого, квадратного и полосового разных размеров и назначений; только такое железо в то время прокатывалось на небольших заводах Урала.

Затем обстоятельства заставили меня переменить место, и я перешёл на соседние заводы другого владельца. Меня назначили заведующим доменным производством (то есть выплавкой чугуна) на маленький чугуноплавильный завод - Климковский, - на котором работали две небольшие древесноугольные доменные печи.

О таком месте я мечтал, будучи ещё студентом. К моему счастью, оказалось, что в Климковке была построена и хорошо оборудована моим предшественником химическая лаборатория, позволившая мне сразу же по появлении на заводе заняться исследовательской работой.

Темой моей первой работы, задуманной на Кирсинском заводе, было «Исследование газогенераторов, работающих на дровах». На эту тему «Горный журнал» напечатал несколько работ, переведённых со шведского языка, но не было ни одной оригинальной русской, и я решил заполнить этот пробел. Свои наблюдения над работой газогенераторов и анализы получаемых в них газов я произвёл на трёх заводах. Полученные результаты и выводы из них я изложил в статье «Исследование генераторных газов Холуницких и Омутнинского заводов», законченной мною в 1890 году и напечатанной в «Горном журнале» в 1891 году.

Когда я затем принялся за изучение доменной плавки, я захотел написать исследование плавильного процесса доменных печей - тех, с которыми я имел дело. Одна из них работала на холодном дутье, другая - на горячем. Я надеялся, что сравнение распределения тепла в обеих печах даст мне возможность сделать интересные выводы.

Но, прежде чем сделать их, я должен был получить большое количество анализов сырых материалов, поступавших в каждую из работавших печей, произвести большое число наблюдений, сделать много замеров.

Всё это стало возможным благодаря наличию лаборатории; мой лаборант скоро научился делать обычные анализы, а я производил лично анализы газов. Обработка всех материалов исследования была закончена в 1892 году, а в следующем году появилась в «Горном журнале» моя статья «Исследование плавильного процесса доменных печей Климковского завода», сделавшая моё имя известным всем читателям этого журнала. К сожалению, этих читателей было очень мало: не все, даже горные инженеры, выписывали «Горный журнал», а из тех, кто его получал (по обязательней подписке), не все его читали...

Моя надежда, что мне удастся сделать интересные выводы из сравнения работы двух печей, оправдалась: некоторые из этих выводов (размеры сбережения горючего, даваемые нагревом дутья) сохранили своё значение до настоящего времени, - по крайней мере, я цитирую их в последнем издании своего «Доменного процесса».

Наблюдая состав газов, выделяющихся из доменной печи, по анализам, ежедневно производившимся в лаборатории, я подметил удивившее меня постоянство суммы углекислоты и окиси углерода в этих газах. Размышляя о причинах этого постоянства, я невольно перешёл к выяснению тех факторов или условий, которые влияют на состав газов, и это привело меня к тому, что я впоследствии смог написать в своём курсе металлургии оригинальную главу «Определение состава газов расчётом», а раньше - обучать сотни студентов делать такие расчёты.

Но, будучи заведующим доменным производством, а впоследствии и управителем завода, я, конечно, не мог заниматься только теорией доменной плавки. Я управлял двумя печами, выплавляя заказываемые мне сорта чугуна, работал как металлург-строитель, перестраивая устарелое оборудование доменных печей (воздухонагреватели, воздуходувные машины, рудо-обжигательные печи) и, наконец, спроектировал и построил новую доменную ночь.

Когда я проработал с ней два года и показал, что она при меньшем, чем у старой печи, объёме даёт в два раза более чугуна, чем сломанная печь, я увидел, что мне больше нечего делать в Климковке и что следует искать нового места. Но переход на лучшее место - сложный вопрос. Для меня он разрешился неожиданным образом: мой первый «хозяин» - Пастухов, - на которого я работал в Кирсинском заводе, вспомнил обо мне и предложил вести выплавку чугуна на антраците на Сулинском заводе (в Донской области), который он недавно купил.

В то время, как и теперь, выплавка чугуна на антраците нигде в Европе не производилась и как она ведётся в Америке (в штате Пенсильвания, где имеются богатейшие залежи антрацита), - никто не знал. Поэтому я предложил Пастухову командировать меня в Америку для изучения дела. Предложение моё было принято, и я провёл 100 дней в Соединённых Штатах, изучая выплавку чугуна на антраците.

Пребывание в Америке дало мне много материала о работе антрацитовых печей и немало чертежей американских конструкций, как самих доменных печей, так и обслуживающих их устройств.

Всё это я использовал, ведя четыре с половиной года выплавку чугуна на антраците, перестраивая старые печи Сулинского завода, вводя на них усовершенствованное оборудование. Закончил я здесь свою работу постройкой новой антрацитовой печи, больших размеров, чем старые.

В 1900 году я был назначен профессором металлургии недавно открытого Екатеринославского высшего горного училища - высшего учебного заведения, отличавшегося от Горного института специализацией преподавания: горняки не проходили курса металлургии, а металлурги не слушали лекций по горному искусству. Особенностью программы обоих отделений было обязательное проведение «практических упражнений» по всем предметам преподавания.

Я приступил к педагогической работе, будучи хорошо подготовлен к ней не только чтением литературных источников и классических трудов, но и 15-летним стажем заводского инженера, а также знакомством с работой металлургических заводов в России и за границей (кроме США, я побывал на заводах Швеции, Англии и Германии). Однако мой заводский стаж обладал одним дефектом: я не работал в сталелитейных цехах, и не был практически знаком с производством стали.

Используя летнее каникулярное время 1901 года, я по первоисточникам выработал самостоятельный курс металлургии стали, который и преподавал три года в Екатеринославе, так как штаты училища не допускали приглашения второго профессора, а среди педагогического персонала не нашлось никого, кто бы пожелал взять на себя преподавание металлургии стали на правах преподавателя. Специализироваться только на преподавании металлургии чугуна мне удалось лишь после перехода (в 1904 году) в Петербургский политехнический институт, где я предложил Совету института избрать известного уральского инженера В. Е. Грум-Гржимайло профессором специально для преподавания металлургии стали.

Однако моё недолговременное преподавание металлургии стали оставило по себе след в литературе. Ещё в Екатеринославе, после издания атласа чертежей по доменному производству, я успел выпустить в свет атлас мартеновских печей, который в 1908 году, уже в Петербурге, вышел вторым изданием. Отмечу здесь любопытный факт: оба моих атласа разошлись за границей в большем количестве экземпляров, чем в России. Объясняется это тем, что для нашего бедного студенчества цена атласов была высока, тогда как в иностранной валюте она оказалась слишком низкой.

Естественно, что вслед за атласом я захотел опубликовать свои данные для определения размеров мартеновских печей - сначала в виде брошюры, содержащей только численные данные для расчёта печей, установленные мной обработкой данных практики, а затем в виде книги, в которой наряду с развитием размеров и конструкции доменных печей излагалось развитие конструкции и размеров мартеновских печей, а данные для расчёта их сопровождались примерными расчётами мартеновских печей, работающих при разных условиях. Издания эти (сокращённое и расширенное) получили широкое распространение в России и за границей.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.