М. Алпатов,

действительный член Академии художеств СССР

Меня часто спрашивают: что нужно для того, чтобы научиться разбираться в вопросах изобразительного искусства! На это может быть только один ответ: нужно внимательно и серьезно изучать искусство и прежде всего шедевры искусства.

Впрочем, дать подобный совет легко. Гораздо труднее осуществить его на деле.

Каждый, кто принимается за изучение искусства, должен помнить, что рассматривать картину или скульптуру большого художника – это значит вести своеобразную беседу с ним. Художник обращает к нам свою безмолвную речь, а мы так же безмолвно ему отвечаем своим вниманием. Без такого воображаемого диалога не может быть восприятия искусства. Для того, чтобы диалог состоялся, нужно не только уметь высказывать свои мысли, но и уметь слушать собеседника, уважать его.

Бывает так: в музей приходит посетитель с лучшими намерениями рассмотреть все, что в нем выставлено, и унести из него все, что в нем представляет художественную ценность. Но вместо этого он проходит по залам, глаз его рассеянно скользит по экспонатам. Он проходит мимо замечательных шедевров, как бы не узнавая их. Его разговор с великими мастерами не может тогда состояться. Посетитель покидает музей разочарованным, неудовлетворенным, а иногда даже рассерженным. Он произносит гневный монолог, обиженный тем, что ничего не понял. Он готов нападать на художников, которые обратились к нему с речью на непонятном ему языке искусства. Может быть, он даже способен заявить, что эти речи бессмысленны, так как он, посетитель, в них не находит смысла!

Все это говорится для того, чтобы напомнить о самой простой, но нами часто забываемой истине: нужно научиться смотреть картины, нужно сознательно развивать в себе чуткость к искусству. И тогда нам откроется огромный и прекрасный мир художественных ценностей, и мы будем испытывать благодарность к тем людям, которые его создали, и к тем, которые помогают нам в него проникнуть.

Самая лучшая школа изучения искусства – это шедевры мирового изобразительного искусства, собранные в наших музеях. В серии статей, которые будут публиковаться на страницах «Смены», речь будет идти именно о шедеврах. В журнале они будут воспроизводиться с короткими пояснительными очерками о каждом из них. Я уверен, что читателям «Смены» это поможет в изучении и понимании изобразительного искусства.

Когда мы берем любое произведение советского, русского или зарубежного искусства, мы, конечно, не можем не вспомнить ту эпоху, к которой оно относится. Каждый шедевр великого мастера отражает его время, идеалы, современных ему людей, их жизненную борьбу и их стремления к лучшему, и потому при рассмотрении каждого шедевра мы должны припомнить все, что нам рассказывает о его времени история и, в частности, история искусства. Исторический подход – это основа марксистского понимания искусства.

Но исторический подход не лишает нас права видеть в каждом шедевре и то, что живет еще в наши дни, воздействует на нас и способно нас взволновать. Прошло уже почти тридцать лет с того времени, как Мухина создала своих юношу и девушку, широко шагающих в будущее. Многое изменилось за это время в наших взглядах, но мы по-прежнему видим в этом шедевре воплощение наших идеалов. Шедевры греческой скульптуры создавались много столетий тому назад, древнегреческие мифы отошли в далекое прошлое, но античные мраморы сохраняют свою вечную юность до сих пор.

«Служенье муз не терпит суеты». Эти слова Пушкина невольно вспоминаются, когда перед нашими глазами шедевры искусства. В искусство нужно входить, не торопясь, отдавая ему все свое внимание. Произведения великих художников нужно разглядывать подолгу, возвращаясь к ним по многу раз. Только тогда они откроют все заложенные в них богатства. Первое впечатление от талантливого произведения иногда обманчиво. Нужно набраться терпения, нужно на труд художника ответить трудом зрителя, тогда мы сможем подойти к самому ценному в искусстве. Сюжет в картине, ее основу понять нетрудно. Но сюжет нередко лишь точка отправления, главное – это то, каким образом художник истолковал выбранный сюжет, какими средствами он пользовался. В произведении живописи, помимо его прямого смысла, который можно определить несколькими словами, заключен и свой подтекст, почти не подвластный словам. Но тем не менее сильно воздействует на нас выразительность форм и красок – в них залог того, что картина оказывает на зрителя неотразимое действие, покоряет его, завладевает им, волнует его, как тайная музыка. И, я надеюсь, постичь все эти тайны поможет читателям журнала экскурсия в «Галерею шедевров», которую мы начинаем в этом номере.

Г. Голубев

В залах древнегреческого искусства московского Музея изобразительных искусств обычно не бывает многолюдно. Зрители недолго задерживаются здесь, бегло скользят взглядом по холодным гипсовым слепкам и проходят дальше. Только юные художники терпеливо просиживают часы, копируя Афродиту Милосскую, Бельведерского Аполлона, Лаокоона...

Конечно, гипсовые слепки, даже самые искусные, дают лишь отдаленное представление об античном искусстве, и оттого, однажды посмотрев их, в следующий раз равнодушно проходишь мимо и уже готов выйти из зала, как вдруг не замеченная ранее скульптура заставляет остановиться, а потом и подойти ближе.

Уже своим натуральным цветом настоящего мрамора – живым телесным цветом – она выделяется из однообразного желтого ряда копий. Матово отсвечивает ее нежная поверхность, прожилки в камне кажутся кровеносными сосудами в живой ткани; изваянное тело одухотворено жизнетворной силой искусства: перед нами подлинное произведение античности.

Это женский торс, «Торс Афродиты», как указывает этикетка, III век до н. э. Время не пощадило статую богини любви. У скульптуры нет головы, нет обеих рук, одна нога отколота по колено, другая выше колена. Остался, по существу, кусок мрамора, и – чудо искусства – он живет! Глядя на скульптуру, у нас даже не возникает слова «изуродована», не подходит оно: то, что перед нами, по-прежнему прекрасно, по-прежнему является произведением высокого искусства. Наше впечатление выражается другим словом – «совершенство».

Мы обходим скульптуру со всех сторон, смотрим с разных положений. Фигура чуть наклонена вперед, и уже это легкое движение оживляет ее, лишает застылости, неподвижности. Тело, изваянное в мраморе, холодном камне, хранит свою теплоту и мягкость, словно это и не камень, а другой материал, способный излучать тепло и жизнь.

«Камень, сам по себе оставаясь все тем же камнем, казалось, нарушил законы, которые связаны с его мертвой природой... То, что стояло перед нашими взорами, было, собственно, только статуей, искусство же в своем подражании ее сделало как будто обладающей жизнью. Ты мог бы увидеть, как этот твердый по своей природе камень, подражая женской нежности, сам стал как будто бы легким...»

Так писал позднегреческий автор Каллистрат об одной из знаменитых античных статуй (о «Вакханке» Скопаса), но слова его можно отнести ко многим другим произведениям античности, в том числе и к рассматриваемой нами скульптуре.

Чем больше мы смотрим, тем понятнее становится нам, что делает мрамор произведением искусства. Мы улавливаем вдохновенную работу резца скульптора, придавшего материалу трепетную неровность живого человеческого тела. Искусствоведы называют это мягкой моделировкой поверхности. Жесткий, сухой контур только усилил бы ощущение твердости материала. Скульптор добивается противоположного – победы над материалом. Чувство художника подсказывает ему обработать форму так, чтобы свет, падая на скульптуру, создавал мягкие тени, лишенные контрастности, чтобы мрамор окутывала легкая атмосфера воздушности и контур фигуры не рисовался бы графически четко, а вырисовывался бы плавным «женственным» очертанием. У слова «скульптура» есть синоним – «пластика». Он особенно подходит к греческой скульптуре. Наше произведение именно «пластично». Трудно объяснить тот оттенок, нюанс, который вносит это слово.. «Пластическое чувство» нужно развивать в себе, а для этого надо видеть больше подлинно прекрасных произведений, шедевров скульптуры, и тогда начинаешь чувствовать пластику, пластичность как высшее совершенство скульптурной формы.

Нагота скульптуры прекрасна. Она полна высокой нравственности, чистоты, она говорит о совершенстве человеческого тела как прекрасного творения природы. Она возвышена силой искусства. Это не просто изображение нагого тела, это созданный художником образ красоты, идеальный образ, чуждый мелочности и обыденности. И оттого не заденет его ничья косая ухмылка – так высоко совершенство этого искусства, просиявшего в веках.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.