Земля и небо генерала Лисова

— А их у нас не бывает — это раз. Естественный страх перед высотой мы ломаем верой в парашют. Кроме того, и это, пожалуй, главное, десантник с первых дней службы знает, чем может кончиться для остальных его промедление, задержка у люка. За две-три секунды современный транспортный самолет пролетит метров двести — триста. Так? Если я, например, замешкался, все, кто будет прыгать за мной, уже не попадут туда, куда прыгнули первые, — рота или полк «рассеется». А наша сила — единство...

— Ну, а если страх все же будет сильнее надежных парашютов, ваших уговоров, психологических экспериментов, просьб и солдат откажется прыгать?

— Стыдить за это мы никого не собираемся. Держать насильно в наших войсках — тем более. Но, повторяю, «отказчиков» в ВДВ нет. Вы знаете, какое самое страшное наказание для десантника? — неожиданно спрашивает генерал.

— Наверное, внеочередной прыжок...

— Совсем обратное — запрет на прыжки... Те, кто провинился, иногда просто плачут, умоляя командира наказать любым количеством внеочередных нарядов, гауптвахтой, только не отстранять от прыжков...

Все предвоенные годы Иван Иванович Лисов участвовал в создании советских воздушнодесантных войск: прыгал с опытными парашютами, учил других. В августе 1941 года Лисов вступил в партию: «Это прибавило мне силы». Он воевал в ВДВ, как командир и работник штаба планировал и выполнял многие известные боевые десантные операции: под Вязьмой, Юхновом, Дорогобужем, на Свири, под Тулой, за Днепром. Генерал Лисов — крупнейший авторитет в современном парашютном деле, он председатель Федерации парашютного спорта СССР, вице-президент ФАИ.

Главным же в ворохе своих дел Иван Иванович считает психологическую подготовку парашютиста-десантника. У него много статей на эту тему, в его книгах «Десантники» и «С воздуха в бой» есть специальные разделы, посвященные психологии воздушного бойца.

Но меня сейчас больше интересует другое. Парашюту уже почти сто лет. Что тут может быть нового? Не изобретают ли велосипед коллеги Лисова да и он сам?

— Конечно, — говорит генерал, — принцип работы парашюта остался и останется прежним. Меняются лишь формы, площадь купола и отчасти подвесная система. Вместо шелка, этого традиционного материала, из которого раньше шили парашюты, теперь идет нейлон, капрон, перкаль. А сколько сейчас разновидностей куполов? Щелевые, ленточные, грузовые (их площадь — несколько десятков, а то и сотни квадратных метров). Как видите, диапазон применения парашюта все время меняется, следовательно, меняются и их конструктивные характеристики. Тут, как вы понимаете, нужны тщательные исследования.

— У вас 470 прыжков... Какой из них особенно запомнился, Иван Иванович?

— Пятый и, кажется, тринадцатый... Пятый совершал днем с самолета ТБ-3: я должен был прыгать с крыла. По правилам мне полагалось выйти на него и, слегка оттолкнувшись, лететь вниз. Ребята подзадоривают: «А ну, Ваня, покажи класс». На мне — два парашюта, за спиной — трехлинейка... Сигнал. Бегу по крылу, хочу оттолкнуться посильнее и «ласточкой» — как с вышки для прыжков в воду...

Но я что-то не рассчитал. Добежал до края, споткнулся и свалился вниз. При этом сработала фала, которая раскрывала парашют. Купол зацепился за крыло, меня сейчас же завернуло в него, как в пеленку, и в таком вот виде я полетел к земле. Хочу выпутаться — не тут-то было. Полосую ножом направо и налево, кое-как вылезаю на свет божий, тут же открываю запасной. Парашют раскрылся, но до земли было очень близко: меня тряхнуло, приклад трехлинейки ударил по уху — я потерял сознание...

Тринадцатый прыжок состоялся ночью. То ли летчик случайно подал сигнал, то ли мне показалось, что пора прыгать, я первым пошел вниз. Открыл парашют, смотрю — вокруг никого. Земли тоже не видно, чувствую лишь запах сырости, наверное, подо мной река. Так и есть — вода, но не чистая речная, а вонючее болото. Дна не достаю, начинает затягивать. Кое-как сбросил парашют, шарю вокруг — хотя бы что-нибудь попалось под руку. Грязь подошла к подбородку... Внезапно чувствую какой-то корешок. Хватаю его так, что ни одна сила не вырвет, а сам думаю: «Только бы он был покрепче». Потихоньку тяну к себе — вроде ничего. А-а, была не была... Собираю все силы и выползаю на одинокую кочку. Всю ночь просидел не шевелясь: боялся, что снова свалюсь в жижу. А утром, когда рассвело, увидел в двух шагах твердую землю...

Как я уже говорил, главным своим делом генерал считает психологическую подготовку десантника.

— Здесь кладезь для исследований, — говорит Лисов. И тут же начинает рассуждать о Павлове: — Прыжок с парашютом, точнее, предпрыжковое состояние, создает сильнейшее эмоциональное напряжение и такой же сильный разряд. Человек, решивший прыгнуть, похож на отшельника — ничто не волнует и не занимает его так, как завтрашний прыжок. Чего только он не внушает себе поначалу! Ему кажется, нет, он почти уверен, что одной ногой стоит на банановой кожуре, а другой — на краю могилы.

Наконец этот миг наступает. Падение, рывок — и тишина! Я спрашивал ребят, что они чувствуют в этот момент. «Хочется петь... хочется подольше остаться в небе...»

Было время, когда Лисов сам кроил парашюты, первым прыгал с ними и лишь после этого доверял десантникам. Он умеет и привык рассматривать свое дело со всех возможных сторон. «Почти всегда авторитет создателей нашей десантной техники охраняют десятки высокопоставленных людей и инструкции. Но они не всегда объективны к тому, что творится по другую сторону их ведомств». Генерал Лисов часто ходит против течения и уже не раз ломал традиционные «каноны» (а в армии это делать чрезвычайно трудно — приказом старшего кончается всякая самодеятельность).

У военных есть термин — «волевое решение». Его может принять любой командир в исключительных случаях, повинуясь не наставлениям и уставам, а исключительно своей воле и убежденности. Генерал Лисов знает и такие минуты: «Не ел, не спал потом». Слишком много людей было втянуто в его рискованные эксперименты с парашютами...

Офицер — наставник, командир — воспитатель... Над любым словом об авторитете в армии или на флоте Лисов прежде всего ставит личный пример старшего по званию: будь то сложнейшие и рискованные прыжки, вождение нового танка, наведение переправ или стрельба по мишеням.

Он согласен — «может случиться конфуз», то есть командир почему-либо отстреляется хуже своего подчиненного. Но это лишь поднимет авторитет офицера, ибо и командир и рядовой в данном случае делают одно и то же, а именно — учатся владеть в совершенстве своим личным оружием. «Тухачевский, Блюхер, Буденный и Ворошилов не боялись конфузов. Они рубили шашкой и стреляли из маузеров и пулеметов так, что им завидовали прирожденные стрелки и рубаки».