- Постреляйте - ка сами!
- Нет, птицы - это по вашей части. Вы признанный охотник на птиц, - оказала Мемсагиб.
Так охота на птиц превратилась в великолепную забаву. Когда я попадал, объектом насмешек были птицы, и М'Кола качал головой и смеялся и делал кругообразные движения руками, изображая, как птица кувыркается в воздухе. А когда я делал промах, предметом издевательств становился я сам, и он, глядя на меня, трясся от хохота.
Пожалуй, только гиены были еще забавнее.
В высшей степени смешна подстреленная сзади гиена, бесстыдно пляшущая среди бела дня на поляне. Волоча толстое брюхо, она носится все быстрее и быстрее, пока в конце концов не летит кувырком.
Еще забавнее была гиена, подстреленная с большого расстояния: как она опрокидывалась на мерцающей от зноя поляне, как начинала бешено кружиться! Это электрическое верчение означало, что она пытается обогнать маленькую никелированную смерть, засевшую в ней.
Но самым отвратительным зрелищем, при виде которого М'Кола закрывал лицо руками, была гиена, подстреленная в зад на бегу: она начинала бешено кружиться, грызя и рвя себя до тех пор, пока из нее не вываливались внутренности; тогда она останавливалась, выдирала их наружу и пожирала со смаком.
- Физи, - говорил М'Кола и качал головой, радуясь и ужасаясь тому, что есть на свете столь мерзкие твари.
Физи - гиена, пожирательница падали и самой себя, преследовательница телящихся коров, при случае объедающая ночью, когда вы спите, ваше лицо, горестно воющая, бродящая вокруг лагеря, вонючая, гнилостная, перегрызающая кость, с которой не справился лев, волочащая брюхо, пляшущая на коричневой поляне, озирающаяся с выражением собачьей боли на морде ублюдка.
- Физи, - смеялся М'Кола, стыдясь ее и качая черной головой. - Физи! Себя жрет. Физи!
В тот вечер, когда мы убили нашего первого льва, мы добрались до лагеря затемно.
Лев был убит как - то непонятно и неудовлетворительно.
Мы заранее решили, что право первого выстрела будет предоставлено Мемсагиб. но поскольку это был для всех нас первый лев и было очень поздно, - в сущности, слишком поздно для охоты на льва, - мы решили устроить свободное соревнование: пусть каждый старается, как может. Это был удачный план, так как солнце почти уже село: если раненый лев заберется в какое - нибудь логово, то в темноте без путаницы все равно не обойтись.
Помню, как я увидел льва - желтого, с тяжелой головой, огромного, на фоне низкорослых деревьев, в центре травянистой полянин, - и Мемсагиб, припавшую на колено; помню, как я хотел сказать ей, чтобы она села и как следует прицелилась. Потом ударил короткоствольный манлихер, и лев побежал налево странной мягкой кошачьей рысцой. Я выстрелил в него из спрингфильда. Он упал и перекувырнулся. Я выстрелил еще раз, слишком поспешно, и поднял вокруг него облако пыли.
И вот он лежал, вытянувшись на брюхе, и мы шли к нему точно народное ополчение или карательный отряд, с взведенными ружьями на прицеле, не зная толком, оглушен ли он или убит.
Когда мы подошли совсем близко, М'Кола запустил в него камнем. Камень ударил его в бок, и по тому, как он ударил, мы поняли, что зверь мертв.
Я был уверен, что уложила его Мемсагиб, но мы нашла только одно отверстие от пули, чуть пониже хребта: она пробила его насквозь и застряла под кожей на труди. Ее можно было прощупать пальцами, и М'Кола сделал надрез и извлек ее. Это была пуля, выпущенная из спрингфильда: она - то и уложила его, пробив легкие и сердце.
Я до того был изумлен тем, как он перекувырнулся и умер от одного выстрела, а то время как мы готовились к атаке, к героической схватке, к драме, что чувствовал себя скорей подавленным чем довольным.
Наши спутники - негры пожали руку Мемсагиб, а потом подошли ко мне и тоже пожали мне руку.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из обращения Центрального Комитета ВЛКСМ