– Не обязательно, – возразил Максвелл. – Она ведь может выбрать орбиту в другой плоскости. И тогда ее присутствие практически на них не отразится.
В трубе мяукал ветер, но эти тоскливые звуки раздавались снаружи, за дощатыми стенами. Головешка в очаге рассыпалась ливнем раскаленных угольков. Пламя заплясало, и по всей комнате замелькали неверные тени.
– Иными словами, эта планета перехватила и сдублировала твою волновую схему, так что вас стало двое, – сказал он.
– Откуда ты знаешь?
– Дедуктивный метод. Наиболее логичное объяснение того, что произошло. Мне известно, что вас было двое. С тем, другим, который вернулся раньше тебя, я разговаривал. И он был ты. Он был точно таким же Питером Максвеллом, как ты. Он сказал, что на планетах Енотовой Шкуры никаких следов дракона не оказалось, что все это были пустые слухи, а потому он вернулся раньше, чем предполагал.
– Так вот в чем дело! – заметил Максвелл. – Я никак не мог понять, почему он вернулся до срока.
– Передо мной стоит трудная задача, – сказал Оп. – Должен ли я предаваться радости или горю? Наверное, и тому и другому понемножку, оставив место для смиренного удивления перед неисповедимыми путями человеческих судеб. Тот, другой, был ты. И вот он умер – и я потерял друга, ибо он был человеком и личностью, а человеческая личность кончается со смертью. Но вот тут сидишь ты. И если прежде я потерял друга, то теперь я вновь его обрел, потому что ты такой же настоящий Питер Максвелл, как и тот.
– Мне сказали, что это был несчастный случай.
– Ну, не знаю, – заметил Оп. – Я над этим довольно много размышлял. И я вовсе не уверен, что это действительно был несчастный случай – особенно после того, как ты вернулся. Он сходил с шоссе, споткнулся, упал и ударился затылком...
– Но ведь никто не спотыкается, сходя с шоссе. Разве что калеки или люди мертвецки пьяные. Наружная полоса еле ползет.
– Конечно, – сказал Оп. – И так же рассуждала полиция. Но других объяснений не нашлось, а полиции, как тебе известно, требуется какое-нибудь объяснение, чтобы закрыть дело. Случилось это в пустынном месте. Примерно на полпути отсюда до заповедника гоблинов. Свидетелей не было. Очевидно, все произошло, когда шоссе было пустынно. Возможно, ночью. Его нашли около десяти часов утра. С шести часов на шоссе было уже много людей, но, вероятно, они все сидели на внутренних скоростных полосах и не видели обочины. Труп мог пролежать очень долго, прежде чем его заметили.
– По-твоему, это не был несчастный случай? Так что же, убийство?
– Не знаю. Эта мысль мне в голову приходила. Одна странность так и осталась необъясненной. В том месте, где обнаружили тело, стоял какой-то необычный запах. Никому не знакомый. Может быть, кто-то обнаружил, что вас двое. И по какой-то причине это его не устраивало.
– Но кто же мог знать, что нас двое?
– Обитатели той планеты. Если на ней были обитатели...
– Были, – сказал Максвелл. – Это поразительное место...
И пока он говорил, оно вновь возникло перед ним как наяву. Хрустальная планета – во всяком случае, такой она показалась ему при первом знакомстве. Огромная, простирающаяся во все стороны хрустальная равнина, а над ней хрустальное небо, к которому с равнины поднимались хрустальные колонны, чьи вершины терялись в млечной голубизне неба, – колонны, возносящиеся ввысь, чтобы удерживать небеса на месте. И полное безлюдье, рождавшее сравнение с пустым бальным залом гигантских размеров, убранным и натертым для бала, ожидающим музыки и танцоров, которые не пришли и уже никогда не придут, и пустой зал во веки веков сияет сказочным блеском, никого не радуя своим изяществом.
Бальный зал, но бальный зал без стен, простирающийся вдаль – не к горизонту (горизонта там, казалось, не было вовсе), а туда, где небо, это странное матово-стеклянное небо, сходилось с хрустальным полом.
Ему хотелось закричать, спросить, есть ли здесь кто-нибудь, но он боялся закричать – возможно, из страха, хотя тогда он этого не осознал, что от звука его голоса холодное сверкающее великолепие вокруг может рассыпаться облаком мерцающего инея, ибо там царила тишина, не нарушаемая ни единым шорохом. Это было безмолвное, холодное и пустынное место, все его великолепие и вся его белизна терялись в его пустынности.
Медленно, осторожно, опасаясь, что движение его ног может обратить весь этот мир в пыль, он повернулся и уголком глаза уловил... нет, не движение, а лишь намек на движение, словно там что-то было, но унеслось с быстротой, не воспринимаемой глазом. Он остановился, чувствуя, что по коже у него забегали мурашки, завороженный ощущением чужеродности, более страшной, чем реальная опасность, пугаясь этой чужеродности, столь непохожей, столь далекой от всего человечески нормального, что при взгляде на нее, казалось, можно было сойти с ума прежде, чем успеешь закрыть глаза.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.