2. Матч проводится на большинство очков из 24 партий, чемпион имеет одно преимущество – при счете 12:12 он сохраняет свое звание (число партий было ограничено, поскольку в полную силу мастер может сыграть лишь около 20 партий; увеличение числа партий неизбежно связано со снижением творческого уровня матча).
3. По болезни участник три раза может не явиться на игру. Если участник заболел до матча, то срок матча может быть отодвинут до 6 месяцев (пока участник болен).
4. Поверженный чемпион имеет право на реванш. (Это традиционное право стало особо необходимым, ибо чемпион может потерять звание из-за болезни.)
5. Матч должен быть проведен в стране с благоприятным климатом и в наиболее благоприятное время года.
6. Призовой фонд фиксирован (он был определен с учетом того, чтобы любая известная шахматная страна могла стать организатором матча).
Почти сразу же после 1949 года на эти правила началась атака, но без особого успеха. Недовольство вызывал тот факт, что советские шахматисты прочно держали первенство мира, наши противники за шахматной доской наивно полагали, что эти справедливые правила имеют какой-то подтекст, выгодный советским шахматистам. Да, они были выгодны советским шахматистам, но лишь потому, что они «выгодны» сильнейшим. Они были выгодны молодым талантам, когда они восходили на шахматный Олимп. До 1972 года эта конституция шахматного государства в основном сохранялась, а затем она быстро превратилась в клочок бумаги.
Что же произошло!
А произошло то, что с появлением Фишера одновременно появились и какие-то тайные силы, которые с помощью денег (то бишь призового фонда) стали хозяйничать в шахматном мире. Теперь, если верить всему, что пишет западная пресса, матч с участием Фишера возможен лишь в стране, где есть американская военная база: именно такие страны назначали призовые фонды, превышающие фиксированный фонд прежних правил в десятки (в 1972 году) и сотни раз (в 1975 году)!
Некоторые говорят: ну и отлично, наконец шахматисты-чемпионы будут получать достойное вознаграждение за свой труд. Что же тут плохого?
Плохо то, что мастер, узнав, какой непривычно большой приз его ожидает, теряет творческое настроение. Во время соревнования мастер должен служить только шахматам, а все остальное совершать автоматически, по стандарту. Вот приз и может быть любой, но обязательно стандартный.
Быть может, в 1972 году Спасский играл ниже своих возможностей именно поэтому? И в таком же положении может оказаться любой участник матча на первенство мира. Напрашивается возражение: почему же Фишер тогда не играл ниже своих возможностей?
Даже если участники в равном положении, то теория равных возможностей здесь неуместна. Если, например, заставить обоих партнеров играть стоя (а не сидя), кто победит? Далеко не обязательно, что тот, кто победит в нормальных условиях.
Добавим, что положение Фишера и его противника лишь на первый взгляд являлось одинаковым; американцы с малых лет привыкают к большому бизнесу...
Для того, чтобы пустить в ход большие деньги, потребовалось содействие президента ФИДЕ. Все это удобно делать, когда происходит суматоха. Видимо, поэтому в 1972 году в критический момент переговоров о матче президент... исчез! Увы, это же г-н Эйве (в меньшей мере) повторил и в 1975 году.
Будем надеяться, что теперь вторжение «сил» в творческий мир шахмат будет ликвидировано.
У крупных мастеров и у ФИДЕ есть много других забот. До сих пор шахматные мастера не имеют должных прав, они не имеют своей творческой организации. Все это не ново. В печати не раз дискутировался вопрос о достойном вознаграждении шахматистов за их творческий труд, об охране и регламентации труда гроссмейстеров, о стандартизации фигур, досок, часов, помещений для игры и прочем.
Вот, например, что писал полвека назад Эммануил Ласкер в брошюре «Мой матч с Капабланкой»: «...Шахматный мир слишком легко относился к своим обязанностям... среди шахматистов установилось мнение, что таких обязанностей вообще не существует. Когда какой-нибудь юный талантливый игрок возносится до небес, не удивительно, что он отдается игре и видит в том свое призвание. Это очень нравится шахматному миру... а молодой человек находит удовлетворение в лести и похвалах. Но позже, когда он становится зависимым от шахмат, некуда уже обращаться, и быстро наступают нищета и разочарование. И это лежит на совести шахматного мира.
Конечно, мне возразят, что шахматы не могут быть профессией. Но миллионам шахматистов, разыгрывающих опубликованные партии маэстро, учась на них и получая духовное наслаждение, не следовало бы держаться такой точки зрения. Опираясь на подобные аргументы, музыкальный мир мог бы лишить куска хлеба... талантливых музыкантов, что, конечно, было бы явной несправедливостью. Только те, кто всецело посвящает себя определенному делу, могут дать что-нибудь великое в этой области».
Ласкер ратовал и за создание ФИДЕ – он писал, что «...молодые маэстро... добьются объединения шахматного мира в деятельную организацию». Теперь ФИДЕ существует, но, как догадывается читатель, Ласкер не был бы удовлетворен ее деятельностью.
Шахматы соединяют в себе и спортивный (результат партии) и творческий (содержание партии) элементы. Ласкер расценивал шахматы как полноправную область творческой деятельности человека. Поэтому он и пришел к выводу о необходимости введения авторского права мастеров на текст сыгранной ими партии. Он писал, что шахматная партия является «продуктом творчества двух больших личностей...». Но Ласкер не мог изменить закон об авторском праве и лишь попытался защищать свои авторские права во время матча 1921 года, «...я путем долгих переговоров с Капабланкой, – писая Ласкер, – условился, что партии матча останутся нашей собственностью...». Далее он отмечает, что это условие не было соблюдено.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.