- Я требую, чтобы к нему был приставлен надлежащий караул. В случае его побега вы отвечаете.
Не теряя времени, рассказываю собравшимся о перевороте, о развернувшихся событиях. Некоторые офицеры из числа присутствующих стараются перебить меня выкриками, но казаки, искоса посматривая на офицеров, негромко заявляют:
- Правильно, матросы - наша братва, мы с ними пойдем.
Через час казармы не вмещают всех собравшихся казаков и юнкеров.
К 8 часам утра удается добиться согласия казаков немедленно арестовать Керенского.
Из казармы в сопровождении неизменного спутника - матроса Трушина - и нескольких сот казаков направляюсь во двор, в казачий комитет.
Около 10 часов собирается комитет, почти целиком состоящий из офицеров. Обращаюсь к казакам:
- Позвольте, ведь у вас офицерский комитет, а не казачий. Где же казаки в вашем комитете?
Прислушиваюсь, как на это будут реагировать казаки. В ответ несется дружный возглас:
- Правильно!
На этот раз офицерство просчиталось. Перед дворцом в течение получаса происходят перевыборы комитета. Казаки просто избирали своих представителей: не голосуя, выкрикивали фамилии и тут же посылали в комитет.
Долго убеждаю новый комитет в необходимости немедленного ареста Керенского, заявляя, что я отпущен моряками до определенного срока, после чего моряки начнут обстрел Гатчины и перейдут в наступление.
Около 12 1/2 часов, когда мне, наконец, удается склонить комитет арестовать Керенского, приходит телеграмма, оглашенная дежурным офицером: «Из Луги отправлены 12 эшелонов ударников. К вечеру прибудут в Гатчину. Савинков».
Телеграмма вызвала среди казаков замешательство, нерешительность. Мне предъявили контртребование - подписать договор, в котором казаки отказываются от вооруженной борьбы с нами, но с тем, чтобы их пропустили на Дон и Кубань с оружием в руках.
Нужно, с одной стороны, выиграть время для подхода отряда моряков, чтобы Гатчину захватить врасплох, с другой - без промедления, до прибытия ударников, арестовать Керенского.
Совершая «стратегический ход», решаюсь подписать договор.
Между тем Керенский, следивший за ходом переговоров, не нашел в себе мужества в последний момент появиться среди казаков и заявить о том, что он готов погибнуть на своем посту, но не согласен с заключением договора. Переодевшись, он позорно бежал.
Возмущение бегством Керенского было громадно; казаки и юнкера тут же послали телеграмму:
«Всем! Всем! Керенский позорно бежал, предательски бросив нас на произвол судьбы. Каждый, кто встретит его, где бы он ни появился, должен его арестовать как труса и предателя.
Казачий совет 3-го корпуса».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.