Я вернусь за тобой, Наташка!

Наташа кивнула головой.

Я побежал сообщить об этом Страшнову.

Родителям о своем решении мы договорились сказать только после экзаменов. И вот настал этот день. Какой был переполох! Мне рассказывали, что все наши мамы и папы собирались вместе, чтобы договориться, как себя вести. Не понимаю, почему это они, в общем все старые производственники, бывшие фронтовики, так боялись отпустить нас от «своего передника».

Уговаривать родителей ходили все вместе. И в этом, кажется, была наша сила. Мы это поняли, когда отец Вали Ваневой после долгих переговоров наконец сказал:

– Что ж, хлеб растить – великое дело. С вами отпущу. Вижу, в беде не бросите: настоящие друзья. Давай собирайся. Валька.

Иначе рассуждал отец Наташи. Вернее, сначала он даже не желал рассуждать, а просто-напросто выпроводил нас, назвав мальчишками. Но мы не сдались и пришли вторично. На этот раз он соизволил вступить в переговоры. Невысокий, подтянутый, в белоснежной сорочке с черным галстуком, он ходил по комнате и читал нам нотацию:

– Вы еще ничего не смыслите в жизни. Романтика! Это хворостинка в песке. Дунул ветер – вырвал хворостинку. Погибла романтика. Останется жизнь.

При этих словах он усмехнулся и посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Тогда он щелкнул портсигаром и, уже глядя на Наташу, сказал:

– А жизнь, жизнь–-другое. В селе вы забудете о романтике, об институтах – в общем, превратитесь в людей без мечты, или, как говорят, в обывателей. Правда, я, конечно, не могу не приветствовать ваше решение. Это по-современному. Но Наташа... Наташе надо поступать в институт.

Да, Наташа не поехала с нами. Если бы я еще раз встретился с ней до отъезда, может, мне и удалось бы уговорить ее. Но отец ее послал в деревню «на отдых»...

...И вот мы в совхозе! Сколько нас? Тринадцать.

Это Валя Ванева. Перед отъездом она обрезала себе косы. Хочет выглядеть солидней. Лена Юрченко, серьезная и скромная. Дружит со Славкой. Римма Коротииа, худенькая, энергичная и никогда не унывающая, прозванная нашими ребятами за проказы «чертенком». Надя Нестеренко. Коля Лладьев, Славка Страшнов и другие.

Разместили нас в общежитии. Это – длинное одноэтажное здание с «парадным» входом посередине.

Девчат послали работать в полеводческую бригаду и на ферму. Некоторых ребят – в механизированные звенья, прицепщиками. Аладьева поставили молотобойцем в совхозную кузницу. Он сам попросился. Николая Комара, Гуляева и Янушева Толю – скотниками, меня – дояром на впервые организованную здесь электродоильную площадку.

Недавно совещались. Работа всем нравится.

* * *

...Исполнился месяц, как мы приехали в совхоз. Сегодня пришли с работы, и все разом приуныли. Работали вроде здорово, мозоли на руках, а получать нечего. Выбрали парламентером Риту Добрер и отправили к директору совхоза на переговоры. Почему обманывают рабочий класс? Через час Ритка пришла улыбающаяся. Все уладила. Оказывается, у них совсем не налажен учет. Добрер предложили стать учетчицей. Она пришла спросить нашего разрешения. Все проголосовали «за».

...Отправил третье письмо Наташе, а ответа ни на одно не получил. Написал, что мы вовсе не думаем превращаться в обывателей, как изволил выразиться ее отец. А живем, может быть, еще лучше, чем в городе.

Сразу же по приезде девчата разбили возле общежития клумбы, посадили цветы. Есть здесь и твои, Наташка, любимые анютины глазки, львиный зев, гигантские георгины, садовые лилии и китайские розы. Цветы здесь пахнут удивительно.

Помнишь Кольку Аладьева? Он у нас командует спортом. Раздобыл где-то штангу. Организовал волейбольную команду. Ездили уже соревноваться в соседний колхоз. Я все хочу побить его по штанге. Пока не удается. На два килограмма расхождение.