– А кто же тогда будет строить город?

Не стерпело тут сердце Забавы. Засверкали княжеские очи ярче камней-самоцветов.

– За то, что самоуправством сжег чудо-город, в яму его! В самую темную, в самую холодную! Да на цепь!

Содрали со Втора княжескую одежду да и бросили в чем мать родила в такую ямину, где и не сиживал никто, потому что вины для такой ямы до сего времени ни на ком не было.

– Вот какой дворец ты себе выстроил, незадача Втор! – сказал своей головушке и ни о чем-то он не пожалел: ни о чудо-городе недостроенном, ни о самой жизни. Об одном была тоска: мало миловался с Сероглазкой своей.

Княжна Забава слыла мудрой не среди одних князей да царей, но и в народе. Опамятовалась княжна, отступила от слова своего некняжеского, бабьего. Часу Втор в яме не просидел. Достали его, в баню сводили. Платье в предбаннике положили княжеское. Голышом не победишь. Оделся Втор князем. Посадили его в карету, отвезли на Светлое озеро к артельщикам.

У народа язык, что рыло у осетра. Втора в бока тычет: не строителя княжна Забава сыскала, а бобра-старателя. Только бобру плотину вода разоряет, а этот сам строит, сам и крушит.

Однако как пошли белокаменные палаты одна другой достойнее да величавее на острове подниматься, крышами прикрываться, примолкли люди. Опять приходили издали, да только языками попусту теперь не молотили, на строящийся город глядя. Тихо глядели и уходили тихо, самим себе улыбаясь.

А у Втора жизнь, как прежде, шла. Днем на лесах, на острове, вечером с Аграфеной.

Убрали крестьяне урожай, свадьбы играть начали. Прислал сватов и Втор к батюшке Аграфены. Отказу строителю нет! День хороший назначили.

Тут-то и напомнила о себе княжна Забава. Пришел от нее указ Втору. Свадьбу ему играть велено в день, как будет город готов, а чтоб ни зодчему, ни девице Аграфене в соблазн не впасть – жить ей отныне с отцом и с матушкой, с братьями и с сестрами в хоромах возле дворца княжны. Увезли Аграфену. Закусил Втор удила. День и ночь строит. Огнем горит. И городу от его огня великая польза и людям тоже. Глядеть на себя по-другому стали. Каждый совестью горд, душою высок. Одной княжне Забаве мука и боль.

Как ей, княжне, в новом городе жить-радоваться, когда сама-то она человеком, да еще низкорожденным, отвергнута, когда человек этот прошел мимо ее княжеской любви, когда будет он счастлив с девкою-простушкою? Не сама придумала, насоветовали замуж Аграфену выдать. Советчиков у князей всегда довольно. Княжна тех советов, сердцем и умом устыдясь, не то чтобы послушалась. Нет! Да только слушала она советы молча. И ничего советчикам своим не запретила. Возвели отца Аграфены в бояре. Земель дали, слуг, жалованье. Тотчас и жених Аграфене сыскался, боярин природный, родовитый. Сам и молод, и пригож, и обхождению заморскому учен.

Правду сказать, у Втора с Аграфеною была ссылка. Через верных людей переслал он любимой подарок: голубя белого, летуна скорого. Летал голубь от Аграфены ко Втору чуть не каждый день, письма носил. А в письмах все одно и то же: «Люблю»... «Люблю».

Помогало Втору слово это единственное город его небывалый строить. И вдруг перестал голубок летать. Да и то. Погода была дурная, ветреная. В такую погоду птицу беречь нужно, попусту пропадет. А птица-то и без дурной погоды в хорошую пропала.

В тот самый день, когда прислал жених-боярин сватов к Аграфене и когда батюшка ее на радостях чуть было и свою жену в придачу боярину тому не отдал, устроила княжна Забава охоту. На голубей диких, у стен своего стольного города. За всякого голубя дарила она охотников золотым, А тому, кто принес белого голубя с писулькою, десяти золотых не пожалела.

Ждала Втора милого Аграфена, ох, как ждала, чтоб вдвоем против княжны Забавы стоять! А его все нет! Отпустила от себя на Светлое озеро подружку свою задушевную – Втору о беде рассказать. А всей дороги у подружки случилось – от одних сеней до других. Привели девушку к Забаве, а та ее во фрейлины взяла.

Выходила Аграфена замуж за боярина, Втора спасая, любовь свою. Сказали ей, коли перейдет дорожку княжне, сидеть тогда Втору до самой смерти в тюремной яме, а чтоб совсем дурь из головы повыбросила, показали ту самую яму, в которой любимый ее уже сиживал.

Узнал Втор о своем несчастье и – ничего. Поморгал, словно соринка ему в глаз попала, и опять на леса полез. Никто его в те дни хмурым не видел.

К артельщикам был добрым, на сметку скорым, никому слова поперек не сказал. Послал он, однако, в тот самый горький свой день весточку домой. Просил матушку и сестрицу свою Дуню к нему ехать, оставив добрым людям все хозяйство и состояние. В новый свой город звал.

Артельщики давно уже работали между небом и землей. Где купол завершали, где конек прилаживали или петушка.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.