Встреча за океаном

Гарри медлил. Вдруг дверцы лифта открылись, и перед их глазами в ящике предстали две чашки, наполненные горячим какао, и два пакетика бисквита. Кравцов улыбнулся краешком губ.

Выпив какао, Гарри Мортон нарочно выпустил чашку из рук и вздрогнул, будто испугавшись, что чашка сейчас разлетится вдребезги. Но она со звоном ударилась о железо и покатилась. Улыбаясь, Гарри поднял чашку и постучал о ствол пушки.

- Небьющаяся посуда на корабле необходима, - как бы между прочим заметил Кравцов.

Американец явно хотел удивить русского офицера я с увлечением продолжал показывать гостю «диковинки». Кравцов же с невозмутимым спокойствием встречал любую преподносимую ему неожиданность и, здраво взвешивая её, откровенно говорил:

- Это лишние хлопоты... Это на туалетный столик жене... Это непрактично, скоро сломается... А вот это, пожалуй, хорошо.

Такое спокойствие и нравилось американцу и а то же время чем - то обижало и нервировало его. Почему гость ничем не восхищается? Разве у русских есть что - нибудь подобное?.. Но тут же где - то в глубине души поднималось в нём и другое, не осознанное ещё чувство протеста: по какому праву он кичится? И действительно ли Америка лучше России?.. Эти сомнения начинали тревожить военного штурмана.

Через несколько дней Гарри побывал па «морском охотнике» лейтенанта Кравцова. Здесь всё было скромно, строго и добротно. В бухте было ветрено. Кравцов предложил Гарри свою кожаную ушанку вместо его щегольской форменной фуражки, которая мало грела и то и дело грозила улететь в море. Надев ушанку, Гарри хлопнул по мягкому хрому и воскликнул:

- О, вери гуд, вери гуд!

Просторная, тщательно вымытая палуба катера сверкала чистотой. На стволе пушки красовалось восемь звёздочек.

- Три самолёта, две подводных лодки, два катера и одна баржа противника - всё это было потоплено катером, - не без гордости сообщил Кравцов Мортону.

Американец сразу уловил особенности во взаимоотношениях матросов, старшин и офицеров. Он видел, что они были товарищами, но стоило командиру обратиться к подчинённому по службе, как люди подтягивались, беспрекословно исполняли его приказание.

Кравцов пригласил Гарри обедать. Боцман, налив в эмалированную миску жирных щей, сказал:

- Вы уж нас извините, обед у нас, может, и без деликатности, зато сытный.

Гарри понравились голубцы с рисом и с мясом, и он сказал, что обязательно закажет их своей матери, когда вернётся домой.

Потом говорили о будущем.

- Скорее окончить войну, - мечтал Краппов, - пойду я опять на свой пароход, буду плавать. В один прекрасный день явлюсь к вам в Нью - Йорк. Вот будет встреча...

- Плис, плис, - отвечал Гарри, - буду рад.

К вечеру они расстались.

А ночью, перелистывая какой - то старый журнал, Гарри думал: «Чем так красива скромная жизнь, которую он видел сегодня? Чем она богата? У них нет погони за долларами. Что двигает, что руководит ими?» Он никак не мог понять этих людей. И, чорт возьми, несмотря на всё это, можно было позавидовать их вере в свои силы, их благородной простоте!

Перед его глазами возникал образ Кравцова - могучий, мужественный, простой. Кравцов мечтает опять плавать. Странная мечта! Он не хочет богатства, он хочет только работать творить. За этим к Гарри подкрадывалась жгучая мысль: «А чего же хочу я? Мне сейчас лучше, чем было до войны: меня одевают, кормят, я не знаю забот. Ну, а дальше?» Он отгонял эти мысли и старался успокоить себя: «А дальше - увидим, всё будет «вери гуд»...