Вещь в доме

– Не могу. Все скажут: опять за длинным рублем погнался.

Но Клава не отступала. С каждым разом Алексей противился все слабее и слабее... н наконец сдался.

Это был окончательный разрыв с товарищами. Они не сказали ему ни слова, но при встрече шли прямо на него и не замечали. Алексей пробовал объяснить им, что все это временно, что все равно кого-то должны же были поставить на место Михеева... Но потом махнул рукой. Не хотят слушать и не надо.

В день получки он обычно шел по цеху с победоносным видом, помахивая комсомольским билетом, в котором секретарь проставлял солидные суммы взносов. Впрочем, трудно было сказать, что, кроме взносов, связывало его теперь с комсомолом... На собраниях он теперь бывал редко, да и то оставался на них невозмутимо-безучастным зрителем.

У Клавы уже не было комсомольского билета. Она подала заявление о выходе «как не подходящая по возрасту».

В бюро поразились:

– Да ведь тебе только двадцать четыре года! Она уверенно возразила:

– Что ж из того! Я замужем, так уж какая из меня комсомолка!..

Ребята шумели, возмущались, но в конце концов приняли заявление. Лишь Костя и его друзья остались при особом мнении. Клава спокойно выслушала речи бывших Алешиных дружков, а после заседания подошла к ним и твердо сказала:

– Вы меня не трогайте. У нас с вами разные дороги. И про Алешу тоже забудьте. Был ваш, теперь стал только мой. Понятно?

И ушла.

Они смотрели ей вслед ненавидящими глазами.

– Пропал Алеша! – с тоской воскликнул Толя Головин. – А какой парень был!

Этот случай как-то сплотил всех. Снова взялись за поиски, снова стали проводить вечера в технической библиотеке. Об Алексее уже никто не вспоминал. Только один Костя кусал губы от бессильной обиды, находя в старых чертежах интересные наметки друга.

Костя ненавидел Клаву. Он даже не подозревал, что способен на такую ненависть. И кто знает, не это ли помогло ему найти наконец правильное решение: он предложил сделать монорельс на консолях, который уже никому и ничему не мог помешать в цехе.

Несколько дней сидели над чертежами. Астафьеву решили пока ничего не говорить, чтобы не оконфузиться. Наконец воскресным утром все было готово. Побежали к Астафьеву, растолкали, усадили за чертежи. Не прошло и десяти минут, как технолог развел руками:

– Ни единого замечания! Только один совет: у вас тут разливка ведется одним ковшом, а раньше, помнится, был эскизик двух ковшей на коромысле...

Товарищи переглянулись. Это было предложение Алексея, он и эскиз рисовал, только листок затерялся...

– Идемте к Алексею! – решительно сказала Зоя. – Что он, не человек, что ли? Да он не меньше нас обрадуется, вот увидите!

Не успели они отойти на сотню шагов от дома Астафьева, как встретили Алексея. Он шагал рядом с тележкой, на которой мерно покачивался светлый полированный сервант. Тележку везли двое рабочих. Алексей не помогал им, только время от времени повторял просительно: