— Но это же... это же... выходит, он не ошибся, когда сказал: «Таких, как я, не ликвидируют»?!
— Ну, он преувеличил. Его спасает не правило, но исключение.
— Так он же не германский вовсе, а швейцарский гражданин!
— Я вижу, вам очень не хочется выпускать «швейцарца» из рун. Но по германским законам немец ни при каких обстоятельствах не теряет гражданства. Пауль-Александр знал, что делал.
— И все-таки... как-то нехорошо... обменивать героев на шпионов.
Петр Фадеич помолчал минуту и сказал тихо:
— Эх, Алексей Алексеич, разве суть дела в том, чтобы обязательно поставить Вермана к стенке? Главное-то, что мы раскрыли крупную германскую резидентуру. Да ведь мы с вами не просто бой — целое сражение выиграли у немецкой разведки! Вот в чем суть, дорогой мой Алексей Алексеич! Теперь спасем от смерти германских товарищей.
...Немного времени спустя на платформе пограничной станции Негорелое несколько человек, нетерпеливо поглядывая на часы, ожидали поезд с той стороны. Наконец, показался паровоз. Вот он, не доезжая до арки, на которой сияли слова: «Коммунизм сотрет все границы», — остановился. Ожидающие один за другим вскочили в вагон.
К ним в объятия бросились двое — изможденные, бледные... Глаза приезжих были сухи, но горели лихорадочным огнем. А по суровым лицам встречавших катились слезы...
Через час на другой пограничной станции, Здолбуново, двоим штатским, мрачно ожидавшим в помещении контрольно-пропускного пункта, были переданы Вольф и Верман. Советское правительство поставило условием, чтобы германские коммунисты оказались на свободе первыми. И гитлеровские власти были вынуждены согласиться.
Мы покидали Нижнелиманск. Наш «козлик» сверкал так, как он никогда раньше не сверкал даже у Гены Сокальского. Мотор сдержанно и уверенно рокотал. Славин сидел грустный и притихший. Неужто «болтушка» Рая все-таки оставила след в его сердце?..
Со всеми нижнелиманцами, с которыми следовало попрощаться, мы простились еще вчера.
Меня провожал только один человек. Люда.
Перед самым отъездом я, как и обещал, объяснил Люде все. Нет, не все, конечно. Я рассказал ей правду, только правду, но не всю правду. Всю правду я не вправе был тогда открыть никому.
Но вполне «счастливого конца» все-таки не получилось. То, что касалось лишь нас двоих, так и осталось недоговоренным. Что-то мешало. Что-то стояло между нами.
Что? У меня не хватило тогда смелости честно признаться в этом даже самому себе. Инерция общих представлений взяла свое. Дочь адмирала... Приятельница Евгении Андреевны... «Переменную атмосферу доверия и недоверья» я не сумел осилить чистым кислородом веры...
И все-таки Люда пришла проводить меня. Наш «газик» тронулся с места. Она стояла, независимо сунув руки в карманчики светлой юбки и приподняв подбородок. Даже улыбалась.
Встретимся ли мы когда-нибудь еще?
Кто знает... Все может быть.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.