Меня занимало совсем другое.
Я внезапно ощутил, что но мне вернулось то самое беспокойство, та тревога, что угнетали меня после дня в заводской секретной части. Точнее, они и не исчезали вовсе, а лишь, оттесненные делами и хлопотами, слабо пульсировали где-то в глубине сознания.
Мне стало не по себе. Я никак не мог сосредоточиться. «Что-то» было по-прежнему расплывчатым, текучим, неуловимым...
Кирилл вразвалочку шел по Нижнелиманску. Учебный год в школах окончился, и улицы кишели разновозрастной детворой. Оголтело носились опьяненные свободой мальчишки. Что же касается их сверстниц, то те предпочитали развлечения более чинные — играли в «классы» или прыгали через скакалочку.
Вот две девчонки, одна уже большая, может, из пятой группы, другая совсем крошечная, расчертили свои «классы» прямо на дороге. Кириллу бы сойти с тротуара на мостовую. Но он неожиданно для самого себя выкинул такое, что не мог себе потом объяснить: поджал ногу и впрыгнул в первый «класс», легонько стукнул носком парусиновой туфли по камушку, тот влетел в следующий квадрат, Кирилл скакнул вслед и хотел уже снова ударить по камню... но спохватился: подумать только — это чекист Ростовцев идет на важное задание! Какое счастье, что не видел Славин!
Но кто же он все-таки, тот таинственный адресат посольского приглашения? Вражеский разведчик? Мирный обыватель, занесенный судьбой в чужую страну, которая стала ему своей? Как бы то ни было Кирилл был твердо уверен, что сумеет раскусить Вермана. Под каким же предлогом проникнуть к нему, в тот самый дом четыре по Большой Морской?
Вот и Большая Морская. Кирилл то и дело взглядывал на жестяные таблички у калиток и ворот: ржавые и только что выкрашенные во всевозможные колеры, написанные кое-как, лишь бы висели, и сработанные мастерски, даже со щегольством. Вскоре пошли сады, все чаще попадались легкие и нарядные дачные коттеджи. Потянулась, по сути дела, не городская, а дачная улица.
...Десятый номер... Восьмой... Через дом — жилище Вермана. Кирилл вдруг взволновался и замедлил шаги, чтобы успокоиться. Это волнение было ему неприятно. Любые проявления эмоций он с презрением припечатывал кратким приговором: «Нервишки шалят...»
За домом номер шесть улицу пересекал овражек; по дну его журчал ручей. Ступив на переброшенный через овраг мостик, Кирилл приостановился и взглянул на противоположный склон. По склону пышно разрослись деревья, сквозь их гущину не просматривались очертания здания.
Миновав мост, Кирилл оказался на той стороне оврага и, взбежав по пологому склону, остановился как вкопанный.
Перед ним, обнесенный полуразвалившейся каменной оградой, открылся пустырь. Из-за ограды, вдоль которой с внутренней стороны тянулся кустарник, выглядывали заросшие бурьяном груды обгорелого кирпича, обломки каких-то досок, кучи мусора.
«Может, это не тот дом? — на секунду мелькнула жаркая надежда, и Кирилл, как в детстве, когда очень чего-нибудь хотел, даже зажмурился. — Пусть будет не тот...» Но, открыв глаза, он был сразу отрезвлен реальностью: номерная дощечка на уцелевших воротах равнодушно информировала, что развалины и есть дом четыре.
Кирилл прошел по улице дальше. Во дворе перед низенькой, совсем сельской хатенкой — домом номер два — простоволосая женщина в сарафане развешивала на веревке белье. На вопрос, давно ли сгорел соседний дом, она словоохотливо ответила:
— А хто его знае. Балакають, шо рокив тому пять альбо десять. Народ кругом усэ новый. Мы и сами туточки тильки другий рок...
Кирилл возвратился к пепелищу.
Он вошел в ворота, хотя проще было перешагнуть через бывший забор, и побродил по пустырю. Видно, здесь когда-то располагалась небольшая, уютная усадебка. Воображение Кирилла быстро воссоздало ее по действительным и мнимым контурам и вехам.
Вот где жил человек, заслуживший высокую награду германского правительства, которая искала его чуть ли не десять лет! В голове Кирилла мигом сложилась история молодого немецкого офицера (конечно же, офицера!), который отличился на войне, в окопах, а в дни германо-австрийской оккупации Украины попал в Нижнелиманск и расположился на постой в этом зажиточном доме. У владельца усадьбы, естественно, была красавица дочь, и между нею и офицером вспыхнула бурная любовь. Вскоре после войны демобилизовавшийся офицер вернулся сюда, женился и остался здесь навсегда.
Но покой его был нарушен. Германская разведка, узнав, что в России осел кавалер Железного Креста, решила, что лучшего резидента нельзя пожелать. Поэтому ему и направили через посольство письмо. Берлинские господа решили завербовать беднягу двойным приемом: во-первых, сыграть на патриотизме, а если это не поможет, — шантажировать: мол, немец, живущий в Советской России, получив такое письмо, будет бесповоротно скомпрометирован. Рано или поздно ему несдобровать. Единственное спасение для него — переменить место жительства, скрыться из виду ГПУ. И начать работу для фатерлянда. Этот трюн удался, и Верман потому и исчез из Нижнелиманска.
Минуту, минуту. А был ли Верман здесь в 1926 году? Может, пожар случился раньше? Как сказала та женщина — пять или десять лет назад... А может быть, семь? Тогда как раз и получается двадцать шестой год... Эврика! Как же он раньше не понял, в чем дело?! Да ведь этот пожар — дело рук самого Вермана! Несомненный факт! Чтоб была причина внезапного отъезда! А то ведь как бы получилось? Жил человек, жил, добро наживал, с чего бы это ему ни с того ни с сего все бросить и сняться с насиженного места?! Подозрительно? Подозрительно. Этак далеко не уедешь. А пожар — пожар все преотлично объясняет. Тяжко человеку оставаться на пепелище, он забирает чад и домочадцев и уезжает. Куда — никому не говорит, потому как сам не знает. В общем, куда глаза глядят. Может, и вправду далеко? Но нет, скорей всего близко. Вот ведь и Алексей Алексеич все время повторяет: им нужен Нижнелиманский судостроительный завод. А, с другой стороны, могли и подальше резидента отправить, тогда дело, понятно, осложняется. Вполне возможно, что придется ему, Кириллу (конечно, ему — кому же еще? Кто все это размотал?), отправляться в дальнюю командировку... Понятно, не одному: одному такую историю не осилить. Наверно, Каротин даст ему в помощь Славина. Хотя, может, Славина и себе оставит, а мне вытребует кого-нибудь еще из Одессы или из здешних ребят... тоже есть неплохие чекисты, вот, скажем, эти двое — Гриша и Сергей. Или Денис Антоныч — тот бритый, что во дворе «солнышко» крутил...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Livejournal
LiveInternet
Блоги@mail.ru
Open ID
