Когда подъехал Бражкин, коза лежала, растянувшись на дороге, и жалобно блеяла, ее задняя нога была неподвижна, как палка. Бабка склонилась над козой и краешком платка вытирала глаза. А за машиной Рунцеля только вилась снежная пороша.
Остановил Бражкин машину, не выключая света, вышел из кабины.
Бабка и глазом не повела.
- Моя козочка!... Бедная козочка... - причитала сквозь слезы.
Притронулся Бражкин к перебитой ноге, коза притихла и посмотрела на него утомленными от боли глазами. Старуха стояла грустная и безразличная. Не сжимала кулаки, не грозила палкой вслед Рунцелю, не кричала. И в этом тихом горе старой женщины было что - то трогательное, что - то такое, что брало за сердце.
Но время шло. Снова мел снег. Старухе, наверное, не близкая дорога. Как домой доберется? Коза и шкутыльгать не может. И чтобы хоть что - то сказать, спросил:
- Где... дом?
- Нидерфлюсдорф... десять километров, - проговорила старушка тихо и подняла голову.
У Бражкина нос большой, как шишка, мохнатые брови, жесткие черные волосы. Недаром хлопцы говорят, что, когда красу бог делил, его не было дома. Глаза бабки засветились недоверием. И Бражкин, не раздумывая, взялся за дело. Взвалил на плечи козу, осторожно положил в кузов, открыл дверцу кабины:
- Прошу!...
Бабка нерешительно ступила шаг и остановилась.
- Нет денег... Ни одного шиллинга...
- Хорошо, хорошо...
- О, нехорошо, нет, - старуха улыбнулась и подошла.
Помог ей сесть в кабину, спросил, куда, и осторожно свернул вниз направо, вдоль берега шумливой речушки.
У старухи высохли слезы. Но сжатые в ниточку губы, опечаленное лицо говорили о том, что на душе у нее не очень весело. Украдкой взглянула на шофера и, помогая себе жестами, мимикой, заговорила. Как он понял, дома у нее десяток кур, была коза - чернявка... А сама она на белом свете одна - одинешенька. Умолкла и тревожно заглянула через оконце в кузов, где лежала коза.
Через несколько минут Бражкин остановил машину около такой же старой, как бабка, хатенки с покосившейся крышей. Тоскливо скрипела на ветру открытая калитка, и во всем этом тихом домике было что - то смиренное и жалкое.
Старушка засуетилась, открыла дверь, зажгла свет. Поддерживала за ногу козу, пока Бражкин нес ее в дом и опускал на тряпье. Молча стояла над своей черняв - кой и вздыхала. За стеной копошились потревоженные спросонья куры, сердито ворчал петух.
А время шло. Глянул на часы, кашлянул, потом - таки действительно закашлялся: в горле сильно царапало.
Бабка спохватилась:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.