Узел

- Знамо, трудно поверить, - торопливо продолжала Манька, заметив, что народу в столовой становится меньше. - Сгоряча двинулась прямо к заведующему. Тот на мои жалобы вяло ответил: «Хорошо. Сделаем строгий выговор».

- И только! - сморщилась ехидно Валька. - Да я бы на твоем месте сама проучила хорошенько няню...

- Ну, этим, положим, ничего не добьешься, - поднялась из - за стола Манька. - Но я на собрании матерей поставила этот вопрос. Тут меня все поддержали - с этого начал держаться в яслях порядок. Что дальше будет - посмотрим.

До начала работы оставалось еще пятнадцать минут. Посреди мастерской, на длинном верстаке, загруженном инструментами и частями машин, сидели и громко разговаривали рабочие. Молодежь жарко спорила с секретарем ячейки Брусковым. Задорные голоса и смех ребят вызывали у Маньки бередившую ее сердце тоску. Так же вот, как и ребят, ее волновали раньше всякие вопросы фабричной и комсомольской жизни. Она была если не передовой, то во всяком случае активной общественницей. Ей казалось большим несчастьем опоздать на какое - либо собрание, отклониться от работы в клубе, в библиотеке или на фабрике. И никто не мог укорить ее за халатность, за нерадение. Она никогда не пряталась ни от какой работы, бралась с охотой за любое порученное ей дело. И сама выдвигала не раз перед ячейкой важные и срочные производственные вопросы. Она привыкла постоянно находиться в кругу бодрой и деятельной молодежи.

Случалось, что Манька, когда почему - либо закрывали клуб на один вечер, положительно не знала, куда деться на это время. На нее находила тоска, если она иногда решалась остаться дома прибрать комнатушку и привести в порядок белье.

А теперь...

- Пойдем, у своих станков посидим! - потянула Валька за руку остолбеневшую в дверях мастерской Маньку.

Манька стряхнула раздумье и посмотрела на подругу широко открытыми глазами.

- Пойдем... начинать вероятно нужно, - бессвязно пробормотала она.

Густо покраснев и смутившись, с опущенными глазами, прошла она с Валькой мимо ребят к своему токарному. Веселый гомон, доносившийся с верстака, глубоко ранил ее постоянно болевшее сердце.

- О чем они шумят там? - скрывая смущение, спросила Манька.

И чтоб не дать Вальке заметить его, она стала смазывать жидким, как вино, золотистым маслом остывшие параллели движения. Валька тоже надела голубой халат и протянула к Манью обе руки, чтобы та завязала тесемки на обшлагах.

- Да это они с Брусковым спорят! - весело ответила Валька. - Осторожен уж очень секретарь наш!... На прошлом собрании ребята постановили четвертый конвейер устроить в механическом цехе. Сговорились остаться в эту пятницу после работы и сразу же приняться за дело. А Брусков остерегается: ждет инженера из какой - то командировки.

- А разве три конвейера уж теперь в механическом?

- Давно!... Четвертый месяц, как все три действуют!...

- А при мне еще только о первом говорить зачинали, - глухо дрогнув голосом «а словах «при мне», тихо проговорила Манька. - Когда это вы успели?..

- О - о - о, милая, - звонко растянула Валька. - С той поры фабрика так изменилась, что не признать!...

- Совсем отстала я. Батюшки! Манька проговорила это с надрывом и болью.

С тех пор как родился у ней ребенок скоро исполнится год. И за все это время она была только пять раз «а комсомольских собраниях. Но сколько хлопот и страдания это стоило! Приходилось бегать, искать какую - нибудь старушку, просить посидеть вечер с ребенком. На, это уходили последние копейки. И то мучилась, пока идет собрание, за покинутого на чужих, незнакомых руках ребенка. А потом мальчик то - и - дело болел. Постоянно приходилось проводить с ним все вечера и ночи.

За это время Манька оторвалась от всякой общественности. С грехом пополам ладила с комсомольской ячейкой, которая категорически требовала посещать хотя бы собрания. Только и были руки; развязанными, когда относила ребенка в ясли и шла на фабрику. И Манька радовалась только тому, что хотя здесь - то у ней дело идет покладисто.