Скоростная сталь получалась на пределе температурных и человеческих возможностей. Она сплавлялась из десятков компонентов, согласованных, состыкованных, зависящих друг от друга, как шестеренки в точном хронометре. Если в какую-то секунду, в какой-то операции механизм даст сбой, то вся плавка пойдет в брак.
Не все получалось сразу. Подолгу задерживался в цехе. Домой приходил поздно, с неудовлетворенным чувством, с тяжелыми заботами. Думал о сыне Василии, который остался в Енакиево, о погибшей жене, молил, скорей бы кончилась война, но мысли снова и снова возвращались к работе. Мысленно представлял он, сколько бы засыпал шихты в печь, где бы экономил время. Закрывал глаза – и чудился белеющий свод печи, которая не выдерживала нагрузки, плавилась, рушилась, и сердце во сне сжималось от тревоги и боли.
Много было неудач. Каждую из них он переносил с обостренной горечью. Не хватало знаний, образования. Шел к мастерству, как слепой, – чутьем. Знал только, с какой стороны горячо, с какой холодно. Так представлялось самому Петру. На самом же деле он придумывал новые приемы, которые позволяли до минимума сокращать затраты времени на заправку печей, завалку, доводку и полировку. Советовался со знающими людьми. Присматривался к работе мастеров своего дела, своих же товарищей. У одного учился сохранять температуру во время выпуска стали, у другого – управлять тепловым режимом, у третьего – производить завалку. Мастер Владимир Зубков помог разработать четкий график и технологию скоростной плавки.
И в один из счастливых дней в голубом пламени ревущей печи, в шмелином рое искр, жгучем потоке металла была достигнута рекордная плавка – 8 часов 25 минут. Дальше – еще меньше. В сталеварении произошел качественный скачок. Скоростные методы плавки опрокинули старые нормы, разоблачили «предельщиков», открыли перспективы.
Вместо 170 плавок за одну кампанию от ремонта до ремонта по норме Болотов выдал 230 плавок, а свод был еще хорош. В год он начал проводить по 60 скоростных плавок. Сталь варилась за 6 часов 20 минут!
Почин Петра Болотова подхватил весь Урал, вся страна. Движение скоростников стало массовым. Петру Болотову была присуждена Государственная премия.
Понемногу наладилась и личная жизнь. Образовалась семья. Нашел он и Василия. Потом родились Виктор, Михаил, Людмила. Для детей донецкого металлурга Нижний Тагил был уже не второй, а первой родиной, и не знали они другой земли и другого неба, кроме земли и неба Урала, и весь мир со всем разнообразием красок, чудес и законов для них заключался в этом городе.
Когда они подросли, Болотов стал во главе еще одного почина. Личного. Он основал болотовскую династию металлургов. Василий пошел на разливку в первый мартеновский цех, Михаил – в кислородный, Людмила – на машиносчетную станцию комбината, а Виктор встал к той же печи во втором цехе, на которой варил сталь прославленный отец.
Петр Григорьевич не стал отговаривать среднего сына, когда он решил уйти из школы. Он был убежден, что каждое поколение хоть и считает себя непохожим на предшествующее, но в конце концов оказывается почти таким же. Если отец оглядывался на свою жизнь, то видел, что часто ошибался. «То же самое будет и с тобой в мои годы, – подумал он, глядя на сына. – Так что живи и ошибайся. В этом жизнь. Только постарайся покрепче держаться на ногах, чтобы, когда наступит испытание – а это неизбежно, – ты мог встретить его, как настоящий мужчина».
В сыне текла его кровь. С малых лет он слушал разговоры о цехе, о стали, о металлургическом деле. Он старался походить на отца и, уже взрослея, готовился в сталевары. Он собирался идти к мастерству по тем же ступенькам, по которым проходят все металлурги. Ступеньки эти представлялись ему патронами в пулеметной ленте, когда один пропущенный патрон вызывал срыв в четком огне. Поэтому отец не беспокоился за его судьбу.
Виктор начал с разнорабочего. Потом поднялся на ступеньку выше – стал аппаратчиком. Тут пришла пора идти в армию. Служил в Калининградской области, где когда-то воевал и 10-й уральский корпус. Вернулся обратно, и зачислили во второй мартеновский цех. Здесь еще помнили отца, хоть и ушел он давно на пенсию. Да и отец по сию пору говорит: «У нас в мартене», «Наш второй мартен».
Поставили Болотова-сына третьим подручным к старому металлургу Виктору Павловичу Вишнякову. Начал учиться и в вечерней школе, закончил ее и поступил в металлургический техникум. Через полтора года сделали Виктора вторым подручным, через год – первым.
И нет-нет да и вспыхнет в семье спор. Скажет отец: «Вам сейчас работать, как играть, а у нас, бывало, перегорит лампочка, и шаришься в потемках, потому как и лампочка была дефицит». А Виктор начнет доказывать, что в одном, конечно, стало легче: с приборами, со знаниями «отчетливее работается». Но в другом – неизмеримо выросли скорости, прибавилось работы, ответственности.
В этом был он прав. Мамин-Сибиряк в «Горном гнезде» об уральских рабочих писал, что «высокие, жилистые, с могучими затылками и невероятной величины ручищами», они смахивали на ученых медведей. Они казались людьми железными, кожа и мускулы у них «были допущены только из снисхождения к человеческой слабости», да и вообще длинные руки заводских рабочих походили на железные клещи, так что трудно было разобрать, где кончался человек и начиналось железо.
Современному заводскому производству понадобился человек с настроением, с восторгом, с умением, требующим логического, инженерного обоснования, с серьезной душевной организацией. Без книжки, без личной заинтересованности, которая привела человека на студенческую скамью, без человеческой индивидуальности оно обойтись уже не может.
Комбинату запланирована на будущую пятилетку многозначная цифра стали, чугуна, проката. А это не только производственные мощности, но и тысячи умело и умно организованных людских судеб. Еще совсем недавно планировали в основном новую технику. Планировали на годы, на десятилетия. Знали, какие станки, какое оборудование, какие машины сменят уже существующие. А вот кто тот человек, который встанет за пульт управления, когда и какое учебное заведение подготовит его к новой деятельности, не знали. Но сейчас подготовка производственных кадров вносится в план. И Виктор Болотов – работящий, общительный, умный парень, унаследовавший от отца огонь и хватку, оказался тоже запланированным в цеховом плане. И начальник цеха Геннадий Кузьмич Огородников, и секретарь партбюро, сталевар. Герой Социалистического
Труда Владимир Николаевич Лукьянов, и комсорг второго мартена Ро« ман Ульданов знали, что после того, как два сталевара в апреле уйдут на пенсию, на одну из печей встанет Виктор Болотов.
...Теплая весь год зима к весне вдруг взъярилась. Загудели морозы. Подтаявший было снег покрылся броневой коркой. «Двойка», обвешанная инеем, как новогодняя елка, бренчала через весь город, собирая комбинатовских, заступавших на смену с утра. Этот день, словом, начинался так же, как и сотни других дней. Но он вдруг стал необыкновенным, когда в цехе мастер Мансур Сайтбурганов сказал:
– Сегодня встанешь за Вишнякова.
Готовился, ждал, рассчитывал и все же оторопел от этих слов. Виктор привык быть ведомым, шел в паре, заранее предугадывая действия ведущего. Он знал премудрости работы, когда из агломерата, руды, металлолома, известняка, жидкого чугуна в процессе плавления получается сталь того или иного сорта. Их* сотни, этих сортов. В каждом жесткие пропорции – сотые доли углерода, кремния, марганца, фосфора, титана, чуть ли не вся таблица Менделеева. Их надо добыть в бешеном огне печи, в клекоте металла, напоминающего лаву в пробудившемся вулкане, в моменты стремительного сгорания того или иного элемента, бурного выделения окислов.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.