Вода словно шепчется у его ног и, лениво взбираясь по прибрежным камням, обессиленно сползает вниз, оставляя легкие пузырьки. Вдоль понтонов, сложив свои крылья-паруса, толкутся яхты. Мачты напоминают осенний лес, они колышутся в такт набежавшей волне, чуть не задевая друг друга. Будто о чем-то судачат. Мальчишка стоит на берегу, пускает «блинчики». Скачут по волне отшлифованные Волгой камешки, да недолог их полет. Тонут, так и не добравшись до яхт. Да и нак до них добраться... - Эй, шкет! Иди-ка сюда. Воду качать будешь? Воды в яхте много, даже стлани плавают. Мальчишка хватает ржавую консервную банку и начинает качать. Проходит много времени. Рука немеет, затекает спина, а вода не убывает. Он с ненавистью смотрит на нее, но продолжает качать. Подходит рулевой, тот, который позвал его. глядит на мальчишку с усмешкой. - Ну, как, юнга, дела? Его никто еще так не называл. Мальчишка поднимает голову, виновато улыбается - дела-то идут не очень хорошо - и произносит услышанное когда-то: - Под тряпочку подберу. Мечта оказалась рядом. Мальчишка уже трогал ее руками, и ради мечты своей готов был терпеть все. И он снова с яростью набрасывается на воду. А когда через час яхта отходила от бона, мальчишка не понял: они ли плывут или это станция вдруг медленно двинулась вниз по течению, словно покоренная какой-то сказочной силой. Парус рванулся, затрепетал пойманной птицей. Шкоты больно врезались в руки, стараясь утащить куда-то. Мальчишка плыл в свою мечту... А вокруг широко раскинулась Волга. С яхты она казалась еще огромней. Не то что глядеть на нее с откоса, когда и люди, и машины, и даже пароходы кажутся маленькими, игрушечными. На стрелке у стенки порта стоят самоходки. Над ними хлопочут сильные, большие руки подъемных кранов. У Сибирских пристаней суетятся работяги-катерки. Они на мгновение пристают к махинам-теплоходам, мягко тычась в их борта, льнут, как котята к кошке. И вдруг из-за стрелки, нарушая привычный ритм трудовой Волги, вылетает огромный корабль. Даже невозмутимых рыбаков, лодни которых столпились на слиянии двух русских рек, он заставляет забыть об их священных обязанностях. Все поворачивают головы. - Вот он, «Спутник»! - Адмирал пошел, - говорит рулевой. И, прищурив глаза, улыбается, видно, вспоминая что-то... - Правда, там адмирал, да? - недоверчиво спрашивает мальчиш-на. - Может, и не совсем так. Но для нас, для парусников, он всегда Адмирал. - Рулевой молчит секунду, а потом продолжает: - Дорвался до скорости Ростислав. А ведь когда-то тоже, как ты сегодня, первый раз в яхту забрался... И услышал мальчишка удивительную историю об Адмирале.... Эта яхта была загадкой. Она появилась на Волге неожиданно, и ее черные паруса видели то в Вайоне Слуды, то под Кстовом. икто не знал: чья она и отнуда. Никто не знал ребят, которые ходили на ней. Яхтсмены говорили о них: «пираты», - а их яхту за неказистый вид окрестили «Севрюгой». В тот выходной была гонка. До старта оставалось минут тридцать - сорок. В судейской рубке шло объяснение дистанции, когда вдруг все увидели, что к водной станции полным курсом идет таинственная «Севрюга». Лихо сделав поворот, «пираты» мягко пришвартовались к плотику. Долговязый парень в рваной тельняшке, небрежно надвинув на лоб видавшую виды мичманку с разломанным надвое козырьком, сказал своей команде: «Ждите!» И зашагал по палубе станции. - Кто здесь главный? - спросил он. Но вместо ответа услышал: - Так, значит, это ты болтался на дистанции на своей лайбе? Капитан «пиратов» смущенно опустил глаза и из «бывалого морского волка» мгновенно превратился в застенчивого паренька. - Ага, - признался он. И, оправдываясь, добавил: - Прикинуться мы с вами хотели. Ведь у нас все самоделка: и яхту сами строили и парус шили. Но, увидев, что вокруг все добродушно улыбаются, с надеждой спросил: - Может, пустите нас в гонку? Правила мы знаем. Допустить к гонке эту приблудшую яхту и этого странного паренька с его дикой номандой главный, конечно, не мог Огорченный капитан вернулся к своим. - Говорят, нельзя. В следующий раз, говорят. И велели на дистанции не мешаться. «Пираты» приуныли. Так мечтали они пойти в гонку вместе с настоящими яхтсменами... - Ладно, не ныть, - сназал капитан. - Мы не будем им мешать... Обиженная команда «Севрюги» покинула водную станцию и ушла на своей яхте к другому берегу. Но когда был дан старт и яхты ушли в гонку, она тоже легла на их курс. Нет, «Севрюга» никому не мешала. Но черные ее паруса виднелись на всей дистанции гонки. На финиш она, взяв старт после всех, пришла первой. Судьи развели руками: - Чудеса! И снова шагал по палубе станции долговязый парень в рваной тельняшке. Шел. как ни в чем не бывало, хитро улыбался. Ни у кого ничего не спрашивал. Теперь уже спрашивали у него: - Откуда ты такой взялся? - Славка я, Алексеев. Из индустриального... - Ну, быть тебе, парень, адмиралом, - сказал кто-то. И все засмеялись этой шутке. Яхтсмены - народ веселый. Они щедро присваивали друг другу высокие звания и титулы. Тут были и свои бароны, и графы Монтекристо, был Ушак-паша и одноглазый Флинтус. И все эти титулы так же быстро забывались, как и присваивались. Ростислав Алексеев остался Адмиралом навсегда.... - Ну-ка потрави стаксель, - сказал рулевой. Мальчишка уже знал, что так называется передний парус. Он выпустил из рук шкот, и парус снова затрепетал. - Много, - сказал рулевой. - Чуть-чуть подбери. И, когда парус успокоился, мальчишка нетерпеливо взглянул на рулевого, боясь, что эта легенда об Адмирале уже кончилась. И не знал мальчишка, что это была вовсе не легенда. И что это только начало... Ветер, ветер, ты могуч... Он знал его гордую силу, но хотел быть сильнее, быстрее его. Стать с ветром друзьями не каждому дано. Ветер выбирает себе в друзья таких же, как он сам, порывистых, сильных, которых даже ему не сломить. Адмирал стал с ветром на «ты». Они познакомились давно - в тот день, ногда Алексеев поймал его в черные паруса своей первой яхты. Летели годы. Крепчали паруса Ростислава, и ветер тоже крепчал. Но все труднее ему было спорить со своим молодым другом. Адмирал выдержал испытание на прочность характера. Ветер поверил в него. Теперь часто они разговаривали на языке, понятном только им - Адмиралу и ветру. Перед гонкой Ростислав поднимался на вышку. Облокотившись на перила, он смотрел на реку. Молчал. И казалось, прислушивается Адмирал к голосу своего друга. А тот поверяет свои тайны. - С ветром встречается. Сейчас придет, все расскажет, - говорили друзья по команде - всегда веселый, неунывающий Леонид Попов и молчаливый, собранный Николай Зайцев. И Ростислав спускался с вышки. Он рассказывал друзьям все, что поведал ему ветер. И не было случая, чтобы Адмирал подвел команду. Они шли в гонку и побеждали. Яхты их знали по всей Волге. «Родина», «Русалка» и быстрокрылая «Ласточка»... Они не были похожи на своих многочисленных подруг. Экипаж Адмирала сам проектировал свои суда. У этих яхт были необычные обводы корпуса, где каждый невидимый глазом миллиметр становился в гонке другом яхтсмена.... Накануне той гонки ветер, как назло, надолго заштилел. Яхтсмены проклинали его, с тоской глядя на повисшие паруса. Бросали якоря, чтобы течением не сносило яхты. Посвистывали по старому парусному обычаю, надеясь, что ветер услышит их и придет наконец. И только у Адмирала яхта шла. Это было необъяснимо: в полный штиль, когда все стояли, он шел. - С ним нельзя гоняться, - ворчали после финиша соперники. - Когда такой штиль, он берет с собой мешок с воздухом и выпускает растреноженный ветер. Колдун он, этот Адмирал. Закончился первый день гонок. А назавтра, рассерженный проклятиями яхтсменов, ветер взбесился. Люди выдержали его атаку. Но яхты оказались слабее людей. Одна за другой они сходили с дистанции, тыкаясь носом в прибрежный камыш. Не пощадил в тот день ветер и друга своего, Адмирала. Гот тоже попал под его горячую руку. Уже на старте ветер так рванул грот на яхте Алексеева, что гик вместе с нижней частью паруса оказался в воде. Затрепетал стаксель, у которого оборвался шкот. Видели все это с берега. - Ну, уж если Адмирал сойдет... Но Адмирал и его команда пошли в гонку. Они зарифились на ходу и на какой-то четвертушке паруса продолжали борьбу с забывшим о дружбе ветром. Первым в тот день Адмирал не был. Но и последним тоже. Он сохранил лидерство, завоеванное после первой гонки, и не отдал его никому до последнего дня соревнований. Выиграл Адмирал регату. Вручал ему приз главный судья. Им был тот, кто навеки встал потом бронзовым богатырем над волжской кручей. Валерий Павлович стиснул в своих огромных ладонях руку этого высокого застенчивого парня и неожиданно почувствовал намень мышц. Он посмотрел взглядом чуть удивленным, но полным уважения в глаза Ростиславу и улыбнулся. И Ростислав улыбнулся ему в ответ. Оркестр играл туш. А они стояли рядом - два земляка. Чкалов знал, что этот парень - отличный спортсмен. Но не знал тогда крылатый волгарь, что жмет руку человеку, который через двадцать лет первым пролетит по его родной Волге на своем крылатом корабле. Не знал этого Чкалов. - Расправь-ка колдунчик. - сказал рулевой. Мальчишка от неожиданности вздрогнул и растерялся. А что такое колдунчик? Оказалось, что это та самая нитка, которая привязана к стальным тросам. Она показывает направление ветра. Много лет прошло. Адмирал и его номанда уже перестали привинчивать к борту своей яхты медали победителей гонок: медалей так много, что им не хватало места. И не было на Волге яхты, которую бы не обогнала адмиральская команда. Но гулял по речным просторам непобежденный соперник, которого они так и не могли обогнать. Он был быстрее, этот ветер.... С высокого берега Волга кажется заснувшей и ленивой. Медленно тянется белый мех буруна за кормой винтовых судов. Мерно шлепают допотопные плицы колесных пароходов, о которых на реке пели: Раз Америка России Подарила пароход: Сверху вниз бегут колеса, И ужасно тихий ход... Приходил на Волгу будущий инженер-кораблестроитель. Он стоял на ее высоком берегу, смотрел на реку и мечтал о ее будущем. И мыслям его, крылатым и смелым, мог бы позавидовать сам Жюль Верн. - Скорость нужна тебе, скорость, - говорил он Волге. - Идеальная гладь реки - это же дорога-сказка. Но если на нынешних судах установить мощные двигатели, то овчинка не будет стоить выделки. Сопротивление воды и действие завихрения настолько велики, что двигатель нужен очень мощный. Он обойдется слишком дорого. И не оправдает себя. Значит... Значит, надо идти по другому пути. Но по какому? Ведь не будешь же срезать норму на судах, как это мы сделали на «Ласточке». Да и вряд ли эффект будет большой. Нужны были силы, которые бы подняли судно над водой. Поднялся же человек над землей. Его подняли крылья. Возьми и ты крылья, Волга. Я дам их тебе! Но повисли над его Волгой серые крылья с черным пауком свастики. Война. Все мечты были отложены в сторону. Все, нроме одной. Солдаты шли к победе по выжженным огнем дорогам войны. Ее ковали в цехах «Красного Сормова» люди, которые забыли о том, что такое сутки. Весна приходит в мае. Она несет свершение надежд. В мае сорок пятого пришла выстраданная в окопах и длинных зимних очередях за хлебом, в землянках и холодных цехах заводов весна. Люди сбрасывали просоленные за эти годы ватники и кирзовые сапоги. Земля пахла миром и сиренью. Проснулась Волга. Он встретил-ся с ней после долгой разлуки и услышал: - Ты обещал мне крылья. И Адмирал вместе со своими верными друзьями - Николаем Зайцевым, Леонидом Поповым и Иваном Ерлыкиным - снова ночами колдовал над чертежами. Нет, не о новых яхтах думали они теперь. Они хотели дать кораблям крылья. Прошло три первых мирных года. Чертежи и мысли молодых инженеров ожили, воплощенные в сталь. И наградой им была пребыло представлено к ней пятеро. Один не получил награды: Адмирал вычеркнул его: - Не было его с нами. Он не из нашего экипажа. Где он там сидит, в Москве? В главке? Ты знаешь его. Лешка? А ты, Николай, знаешь? Я тоже не знаю. - Не нашим курсом он шел, Адмирал, - сказал Леонид Попов. - Ставь на нем крест, Адмирал, - сказал Николай Зайцев. И на начальнике из главка друзья поставили крест.... Шел сорок восьмой год. Друзьям вручили лауреатские медали. Адмирал приладил свою рядом со значком мастера спорта. Но скоро они свинтили их, эти лауреатские медали. Стыдно было носить. Над ними в открытую посмеивались. Об их проекте крылатых судов постарались забыть. «Ваш проект - чушь!» - писали им из главка. И подписывал эти письма тот, на котором незадолго перед этим был поставлен крест... Они шли вдоль берега у Мочального острова. Вдруг мальчишка услышал, как что-то заскрипело, и большая железяка посредине яхты поползла вверх. - А, черт, зацепились! - выругался рулевой. Яхта села на мель. - Придется сталкивать, - сказал рулевой. - Шагай в воду, парень. Сентябрьская Волга обожгла мальчишке ноги. Курносый нос его жалобно сморщился, но мальчишка что есть силы навалился на борт яхты. Есть за Байкалом Даурские степи. Дикие и суровые. На сопках гнездятся орлы. И если пуля охотника попадет в орлиные крылья, могучая птица только качнется, посыплются в ковыль перья, но орел продолжит полет. Даурские охотники говорят, что убить орла можно, только попав в сердце.... Когда-то Славка Аленсеев дерзко и смело ворвался на своей «Севрюге» в спорт. Он стал Адмиралом. Много лет прошло. И маленький катерок на подводных крыльях, который увидели как-то на Химкинском рейде в Москве. заставил поверить в крылатую мечту горьковского конструктора Ростислава Алексеева. Он стал главным.... На испытательной станции тихо. Очень тихо. - Главный спит, - говорят друг другу сотрудники конструкторского бюро. Это бывает так редко, когда спит главный, что люди, молодые и горластые, ходят на цыпочках и говорят голосами заговорщиков. А вот и он сам. Нет, Алексеев давно уже не спит. Высокий, сильный, он идет к воде. Как всегда, делает зарядку. А потом бросается в ледяную осеннюю воду и плывет размашистыми саженками, отфыркиваясь от удовольствия, будто морж. На берегу лежит стопка книг. Он взял их на ночь полистать. Сколько же надо для этого времени! Он ведь не просто листает книги. Он изучает все, что заслуживает внимания. Об этом говорят многочисленные пометки на полях страниц. - Двужильный ты, Ростислав, - встречает своего друга Леонид Попов. - И нас всех загнал и сам не помнишь, когда дома был последний раз. Вот Сашка заявление уже подал. Просит уволить. Не привык, говорит, так работать, без выходных. Говорит, что даже в Перво-май от главного никому покоя нет. Гоняет на своей машине по городу Первого мая, собирает людей на работу. - Ну и пусть уходит, салага! - неожиданно зло говорит Алексеев. - Труженики нужны. Такие, как Славка Зобнин, как Костя Рябов. Пусть уходит... Он одевается. Наскоро причесывает волосы и опять спешит к себе. Надо еще... Да мало ли, что надо ему! Саша пришел к нему с заявле-нием. Положил молча на стол и уставился на руну главного, которая что-то чертила на клочке бумаги. Алексеев, казалось, не заметил его прихода. - Да, Саша, как ты думаешь? - вдруг спросил он. - А что, если эти детали заменить синтетическими? Саша посмотрел на чертеж, пожал плечами. - Не знаю. - А ты проверь, - загорячился главный, - проверь! Ладно? Саша удивленно посмотрел в возбужденное лицо Алексеева. Нерешительно взял набросок. - А я ведь к тебе с заявлением... Но главный уже не слушал. Он потянулся к телефону, спрятав в своих добродушных губах незаметную улыбку. Саша потоптался на месте, потом махнул рукой и пошел к выходу. Ему ли, много лет ходившему У Адмирала матросом на яхте, не знать алексеевского характера?... Он обещал Волге крылья. И вот однажды люди на ее берегах были ошеломлены необычайным зрелищем. По Волге, как птица, летела «Ракета». На борту ее стоял высокий, широкоплечий человек. И никто не знал, что он разговаривает сейчас со своим старым другом - ветром. - Я победил тебя, доужище. Я теперь быстрее, догоняй... А ветер бил ему в грудь. Трепал волосы. Сжимал его в своих объятиях. Ветер был честным соперником и радовался победе своего друга. Он выбирал в друзья таких же, как сам, - порывистых, сильных, которых нинакие преграды не могут остановить на пути. Он не ошибся в Адмирале. А «Ракета» спешила на фестиваль в Москву, где в те дни всеми голосами земли пела миру гимн крылатая юность. А потом корабли-птицы пронеслись мимо суровых таежных берегов Енисея. Им улыбнулись скупые на ласку гордые байкальские скалы. Они пропели свою песню скорости Тихому Дону. Корабли-птицы вышли на голубые просторы страны. «Ракета»... За ней «Метеор»... И вот уже уходит в первый рейс крылатый гигант «Спутник»... Названия-то какие! Космические! Век наш войдет в историю как век покорения космоса. А в истории флота страны он останется веком космических скоростей, иоторые первыми познали на своих кораблях Ростислав Алексеев и его друзья.... На спидометре «Волги» главного конструктора стрелка постоянно замирает где-то около «130». Он всегда спешит. И, как признается сам, отдыхает только за рулем, когда поет ветер - его старый знакомый - да мелькают по обочине извечные русские дорожные мая-ки-березки. Эта машина поистине вроде новра-самолета. Утром она мчится из Горького в Москву. Оттуда в тот же день отправляется в Рыбинск. Из этого города Алексеев звонит к себе, на «Красное Сормово», и говорит другу своему Николаю Зайцеву, главному инженеру конструкторского бюро: - Собери людей, Николай, я кое-что придумал. И, не заезжая домой, он уже мчится на испытательную станцию - на Горьковское море. Все это за какие-нибудь сорок часов. На водной станции уже никого не было. Сентябрьский день недолог. Рулевой ставил яхту. Мальчишка вылез на понтон и только сейчас прочитал на борту название: «Мечта». А потом они шли домой. - А где сейчас Адмирал? - спросил мальчишка. - Сейчас? - переспросил рулевой. - В Москве он. На съезде. Делегат наш Адмирал. В Кремле Программу партийную принимает. Слышал ты о Программе, малец? - Слышал, - сказал мальчишка. - Учительница рассказывала. Только мы ее не проходили еще. Рулевой положил мальчишке на плечо добрую мозолистую руку. Улыбнулся и тихо, задумчиво сказал: - Ты пройдешь ее, идя по земле, паренек!

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.