Я лично знал Карла - Марию Таубе и могу рассказать о нем подробно. Вы только, прошу вас, взгляните в железнодорожное расписание: сколько нам осталось еще ехать до Хабаровска? Ну, этого, я думаю, хватит на то, чтобы рассказать о нем подробно.

Я старый циркач, мне шестьдесят лет, а из них пятьдесят два я работаю на манеже... Сколько людей, сколько городов и стран я видел, можете себе представить? Цирковые артисты как моряки: тоже ездят из страны в страну и тоже на всех языках понемножку говорят.

Как вы видите, я теперь еду с коллективом молодых артистов, они кончили курс в нашей школе циркового искусства в Москве. Я имею большую честь в этой школе быть инструктором, школа эта - одна единственная в мире. Это большая радость, что можно готовить артистов для манежа, настоящих артистов, а не учить их кулаками за кулисами, как в других странах. У меня у самого ребро сломано от той науки, которую мы проходили, даю слово. Цирк - это есть древнее искусство, и в капиталистических странах он уже стал почти кафешантаном или мюзик - холлом, но у нас, в Советской стране, цирк снова возрождается, и мы должны давать новых артистов, чтобы они были не хуже зрителей. Советский зритель - культурный зритель, и ему не надо, чтобы артист рисковал своим здоровьем или даже жизнью, ему надо, чтобы артист показал ему замечательное человеческое тело и как это тело может быть сильным, изящным, ловким. И наши молодые артисты - культурные артисты и настоящие советские граждане, это можно сказать смело. У нас есть в школе якуты и ненцы, грузины и узбеки, осетины и сваны, много разных народностей. Теперь мы едем давать гастроли в Комсомольске на Амуре и в других местах. Но я опять отклонился и теперь уже буду держаться прямой линии.

Это было, когда мы тоже ездили коллективом в новый город, вы, наверно, слышали, это новый порт Игарка. Там мы давали гастроли, и там мы встретились с Карлом - Марией Таубе. Надо сказать раньше, кто он. Он сын ресторанного официанта из биргалле в Мюнхене, но отец его умер. Тогда его взял к себе дядя, этот дядя был циркач из шапито, он ездил по всей Германии. Но раньше, до войны, можно было ездить с шапито по всем дорогам, и на все ярмарки, и во Францию, и даже в Италию, а теперь стало плохо, и в самой Германии шапито стали делать плохие дела, людям там совсем не до циркового искусства, даю слово. Одним словом, Карл - Мария голодал у своего дяди, а дядя учил его цирковому искусству по старинному способу, ди гросспапаметоде, это значит, что он его бил без пощады. И на завтрак, и на обед, и на ужин Карл - Мария получал свою порцию баварского кулака. Тогда Карл - Мария подумал, что он сыт дядиными кулаками, и он бежал из дядиного шапито. Он поступил в Гамбурге на американское судно младшим стюардом и думал, что для него будет неплохой уикэнд посмотреть на белый свет. Но на этом пароходе его били не хуже чем в шапито у дяди. Тогда он нанимается юнгой на парусник, парусный клиппер, этот парусник возит контрабанду, и на этом паруснике Карла - Марию бьют тоже очень сильно. Он снова уходит, и он служит (мальчику всего шестнадцать лет) стюардом, и юнгой, и помощником повара и на «Жаннете», и на «Оклагоме», и на «Лэди Смит», и на «Ливерпуле», и на других пароходах и теплоходах. И его везде сильно бьют, потому что такое мнение существует за границами нашей страны, что цирковому искусству и морской работе можно научить только кулаками.

На «Оклагоме» он приходит в порт Игарку, за лесом. И тут он идет в цирк и видит наши аттракционы и узнает, что есть школа циркового искусства и что в этой школе вовсе не бьют, а цирковое искусство изучают и становятся хорошими циркачами, пароле! Что же делает Карл - Мария? Он бежит с «Окла - гомы» и прячется так, что никто его не может найти. Он ждет, пока «Оклагома» уходит, и тогда вылезает, и идет ко мне, и умоляет взять его с собой и помочь поступить в школу циркового искусства. Он рассказывает, как его били в дядином шапито, как его били на парусниках, как повар выбил ему два зуба на «Оклагоме» и какие кулаки у помощника капитана на «Жаннете». Он все это рассказывает, но он не плачет, он рассказывает, стиснув зубы, вот так... Тогда я берусь его устроить, у меня нет сына, и мне Карл - Мария очень понравился. Мы приехали в Москву, и он поступил в школу циркового искусства, и все его полюбили. Он был очень молчаливый, и его удивляло, что никто никого не бьет, и что молодые циркачи называются студентами, и что надо изучать не только работу на манеже, но проходить курс десятилетки и быть образованным человеком, а не только циркачом.

Он стал учиться очень хорошо и на манеже, и по всем предметам, и я, старый циркач, увидел, что из этого мальчика выйдет толк и что он со временем будет украшением самого лучшего манежа. Тогда я придумал ему замечательный номер, бриллиант - аттракцион, даю слово. У него был хороший баланс, но еще лучше глазомер, и я придумываю ему аттракцион: сверхснайпер. Он учится стрелять в любую цель и в любом положении, даю слово. Он может стоять на голове спиной к цели и стрелять и попадать в сто из ста возможных. Карл - Мария показал способности хорошего жонглера и даже крафт - акробата, но в этом номере он был неподражаем...

И вот так проходит три года, и я вижу, что он полюбил нас как родных, наш коллектив стал его фэмили, его семьей. Если нужно кому помочь, он рад помочь, если наши студенты в свободный день идут в Третьяковскую галерею, или в Исторический музей, или в Музей Ленина, он идет тоже.

И вот происходит выпуск из школы, и лучшим номером нашей программы становится сверхснайпер Карл - Мария Таубе, и за этот номер мы имеем благодарность от управления Госцирка, и я везу нашу молодежь как руководитель в первое турне. Вы знаете, что такое первое турнэ для циркового артиста? Это же вроде того, как молодой голубь вылетает из гнезда в первый раз и летит в высоте и радуется солнцу и небу, даю слово.

И вот наш коллектив едет на юг, это все молодые артисты, среди них есть хорошие партерные акробаты, есть воздушный акт, есть велосипедисты, есть два джигита: один - черкес, другой - узбек, есть также очень хороший номер: три якутки исполняют гимнастический национальный танец - бег. Но самым лучшим номером программы у нас сверхснайпер Карл - Мария Таубе, мой ученик. И вот мы едем с нашим молодым коллективом в разные города, и наша программа имеет большой успех. Мой Карл - Мария работает так, что публика делает ему овации. Все идет хорошо. В Ворошиловграде успех, в Ростове на Дону успех, в Таганроге успех, в Мариуполе успех, и вот мы приезжаем давать представление в Новороссийск.

Уже приближается время спектакля, я стою на манеже и даю некоторые указания, тут же стоят некоторые из наших молодых артистов, и вдруг случается такой доннерветтер, какого я не могу вспомнить за все мои шестьдесят лет. Через весь манеж идет Карл - Мария, и он очень бледный, и подходит, и говорит: «Я не. могу принимать участие в представлении»... «Почему ты не можешь?» - спрашиваю я у него, а сам вижу, что он очень взволнован. И Карл - Мария раскрывает рот и говорит нам всем, что он не может принимать участие в представлении, потому что он уезжает. Куда? Мы стоим перед ним растерянные и спрашиваем: «Куда? Вохин? Куда ты уезжаешь?» И он снова раскрывает рот, и весь такой же бледный, и даже губы у него стали бледные, как этот мой носовой платок, и говорит, что он нанялся юнгой на один заграничный пароход и уезжает заграницу...

Мы ничего ему не сказали, и он больше ничего нам не сказал. Мне показалось, что он хотел пожать мне руку и пожать руки своим товарищам, но он вдруг повернулся и пошел к выходу. А мы стояли на манеже как каменные и смотрели ему вслед. Вот он исчез за дверьми. Тогда мы посмотрели друг на друга, но продолжали молчать. И потом я взял себя на короткий повод - у каждого человека должны быть шенкеля и короткий повод для самого себя - и сказал:

- Наша программа - хорошая программа, и мы будем ее давать без сверхснайпера. Публика уже идет в цирк. На манеж, товарищи! Первым номером программы будут джигиты, а вторым...

Мы дали представление, и мы работали на манеже очень хорошо, и публика была очень довольна, но мы работали как во сне. Мы не могли себе представить, что Карл - Мария Таубе изменил нам, что он учился у нас и был нашим товарищем, а теперь покинул нас и уехал на иностранном пароходе. Значит, наша любовь, и наша ласка, и наше уважение, и моя работа с ним пропали? Я вспомнил, что в старом цирке такие случаи бывали, меня самого оставил мой компаньон перед самым представлением, это было тридцать лет назад, в лондонском ипподром - цирке, но это же было в старом цирке! И вот оказалось, что у нас... Мы ничего друг другу не говорили, мы молчали; больше о Карле - Марии Таубе никто в нашем коллективе не сказал ни одного слова. Как будто его и не было никогда на свете... Но я старый человек, и мне по ночам не спится, и я ворочаюсь на своей койке до утра. И хочу я или не хочу, перед моими глазами встает ночью Карл - Мария, такой хороший, такой честный мальчик, такой замечательный циркач и снайпер, который так жестоко покинул нас...

Прошло много времени. И однажды мне в школе говорят, что получилось для меня письмо из Испании. От кого может быть письмо из Испании? У меня были там когда - то знакомые пикадоры, была еще очень хорошая эквилибристка Кармен Лопес, но разве теперь в Испании людям до цирка? Им надо драться за свободу и бить фашистов! Я беру конверт в руки и вижу, что письмо действительно из Испании, даю слово. Тогда я вскрываю конверт и вижу, что это письмо от командира батальона «Чапаев» Отто Брунера. Вы, наверно, знаете, что этот батальон входит в состав Интернациональной бригады испанской республиканской армии. И вот командир Отто Брунер пишет мне, что в рядах батальона сражался отважный боец Карл - Мария Таубе, что он дрался с фашистами под Те - руэлем и под Малагой, в горах Сьерры - Невады и у Пособланко, и у Брунете. Словом, везде, где дрался батальон «Чапаев» героической бригады. И Отто Брунер пишет дальше. что боец Карл - Мария Таубе был одним из лучших снайперов бригады, что он не знал страха и бросался в самые опасные места боев. Затем командир батальона пишет, что Карл - Мария Таубе взял с него слово, честное слово бойца Интернациональной бригады. Какое же это честное слово? Это честное слово - в случае, если боец Карл - Мария Таубе погибнет, немедленно написать в Москву, в школу циркового искусства, мне, старому циркачу. И Отто Брунер писал, что снайпер Карл - Мария Таубе просил его написать, что он считал меня отцом, а всех наших товарищей по коллективу братьями и сестрами. Что мы для него самые дорогие и близкие люди во всем мире и что он просит извинения за то, что ему пришлось уйти, но он не мог спокойно жить, когда узнал, как германские летчики убивают женщин и детей в Испании. Отто Брунер заключил свое письмо тем, что сообщил нам о героической смерти Карла - Марии. Он оставался один в развалинах дома, прикрывая своим телом эвакуацию раненых бойцов, сначала стрелял из пулемета, потом из винтовки, потом из револьвера, пока не свалился, истекая кровью от нескольких ран...

В это время пришла подмога, и наши бойцы отбили тело Карла - Марии Таубе у озверевших фашистов. Он был мертв, и его хоронили с большими воинскими почестями, ибо не было такого бойца или командира в батальоне, который не любил бы Карла - Марию Таубе. И нет сейчас в батальоне такого бойца или командира, который не чтил бы память героического снайпера, бывшего циркового артиста Карла - Марии Таубе.

Конец письма командира Отто Брунера мне дочитали другие, я старый человек, мои глаза стали портиться, и у меня часто мутится зрение, но я вижу не только глазами... И я сразу увидел перед собой Карла - Марию Таубе, и я сразу понял его, и он теперь стоит перед моими глазами, мой Карл - Мария, мой честный, молчаливый, хороший мальчик.

Вы меня простите, если я сейчас немного прилягу, я хочу поспать до Хабаровска, как видите, я стал очень утомляться, я стал теперь настоящий гроспапа наших молодых цирковых артистов. Но стоит мне только выйти на манеж, и я снова молодею. Нет, нет, не беспокойтесь, мне удобно, я просплю, наверно, до самого Хабаровска, если только удастся заснуть после долгого рассказа. Но я думаю, что мне стоило рассказать вам о моем Карле - Марии, о снайпере Карле - Марии Таубе, бойце батальона «Чапаев». Это - самое дорогое для меня воспоминание, даю слово...

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.