И отвернулся, будто на нас было очень неприятно смотреть, что мы до сих пор как следует не узнали Цаплю.

- Ну, чего рты разинули! - вдруг крикнула тетя Дуся. - Идите спать!

Но мы не могли уснуть.

- Неужели Майка ушла в Денисовку? - сказал я. Я впервые назвал ее Майкой. - И почему она не оставила никакого письма? Она ведь всегда так предупреждала нас.

А в медный таз по-прежнему стукали капли, и казалось, они повторяли слова дяди Вани: « Не знаете, не знаете, не знаете» . Может быть, мы действительно не знали Майку.

Цапля пришла на другой день, когда сквозь тучи пробивалось долгожданное солнце. Было часов двенадцать, и мы с Виктором уже сбегали на речку. Вернувшись, мы увидели Цаплю на нашей кровати в сенях. Она лежала крючком, смешно обхватив подушку, Как будто боялась, что ее непременно отнимут. Она спала. Ноги у нее были такие грязные, что сначала мы подумали, что Майка просто в резиновых сапожках.

- Смотрите не разбудите! - шепотом прикрикнула на нас тетя Дуся, проходя на цыпочках.

Мы тоже вышли на цыпочках и стали во дворе ждать, когда проснется Майка. Ждать нам пришлось долго. Наконец мы увидели переднее колесо велосипеда, а потом заспанную Цаплю. Прошла она по двору с ужасным треском, так как, кроме машины, у нее в руках были кружки и насос, которые все время ударялись друг о друга. Поставив велосипед, она стала черпать воду из бочки и лить себе на ноги. Мы подошли к ней и спросили:

- Ты была в Денисовке?

- Да, - проговорила она, не оборачиваясь. Мы зашли за дом и оттуда смотрели на ее согнутую спину. Майка с трудом отмыла ноги и медленно повернулась, притопывая по влажной земле, явно довольная своей работой. А потом поправила всей пятерней волосы, взглянула на солнце и засмеялась. Когда Цапля пошла в дом, мы минуту смотрели на велосипед и на насос, лежащий возле него, а затем, точно сговорившись, подошли к нему, и Виктор молча стал накачивать камеру. Он весь стал красный от натуги.

- Дай мне, - предложил я.

- Я сам, - сказал Виктор и, по-хозяйски пощупав шину, добавил: - Хорош, будет.

С Виктором Полянским, директором совхоза « Кайракты» , меня познакомил давний его товарищ по комсомольским делам бригадир тракторной бригады Михаил Довжик. Встретились мы в Целинограде, на совещании передовиков сельского хозяйства. Не так-то легко было найти директора среди тысячи трехсот целинников, заполнивших в перерыв фойе, но Довжик уверенно пробирался в самый дальний уголок, где размещался зерновой стенд выставки, специально подготовленной к совещанию. Там, у стенда, и увидели мы Полянского, склонившегося над мешочками с пшеницей, и Довжик шутливо заметил:

- Неведомая сила влечет молодого директора в этот уголок...

- Вот она, эта сила, - сказал Полянский, с какой-то нежностью пересыпая с ладони на ладонь золотистые зерна. - « Лютесценс семьсот пятьдесят восемь» . Отличный сорт! Я уж не говорю о « саратовской двадцать девять» ... Этой бы достать! - вздохнул он, с явным сожалением ссыпая зерна в мешочек.

Не трудно было понять директора. В Целинный край обычно поздно приходит весна, а осенью здесь рано начинаются заморозки. Лето короткое, и потому особое значение приобретает так называемый период вегетации, то есть время полного цикла развития пшеницы - от начала роста до уборки урожая. В этом крае надо сеять скороспелые, с небольшим циклом развития сорта, а « лютесценс» и « саратовская» , о которых говорил Полянский, как раз и принадлежали к таким сортам.

- Как поживает Томас? - спросил Довжик и тут же, словно оправдываясь, добавил: - Никак не соберусь к вам в « Кайракты» ...

- Бодр, как всегда. Готовится к бою. В этом году надеется собрать центнеров по шестнадцать. Держись, Егорыч!... Даем ему на откуп новую культуру - лен.

- Много?

- Для начала гектаров триста. Довжик одобрил:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.