Таня плюс Эдик

Дождь был теплый. Вернее, его первые удары все же были неожиданными и холодными. Но это лишь вначале. А потом он стал теплым.

Я пробежал до ворот и обратно.

У стены, где была моя надпись, я остановился. На мокрой потемневшей стене надпись выделялась не так сильно. Я провел пальцем по букве «Т» и увидел, что она стирается. Тогда я стал тереть крепче, и буква почти совсем пропала. Под ногами я подобрал кусочек стекла — с его помощью работа пошла куда быстрее. Я соскоблил всю надпись, постоял еще немного под дождем и вернулся домой.

Переодевшись, я снова сел на подоконник. Дождь кончался. Он уже не колотил так яростно, а, израсходовав, видимо, все свои силы, продолжал накрапывать лишь так, из упрямства.

По проводам бежали капли. Они наталкивались одна на другую, срывались вниз, но их место занимали новые — и бежали, бежали, чтобы столкнуться и так же упасть на землю.

Когда зажглись огни, улицы еще были мокры. Огни отражались на мостовых и тротуарах. Это было очень красиво. Я люблю, когда вечером блестят улицы.

Уже совсем поздно, когда пришли родители и отругали меня за распухший нос (сказал, что бежал по лестнице и споткнулся), раздался вдруг звонок. Я открыл дверь и увидел Витальку.

— Заходи.

— Нет, лучше ты выйди, — сказал он тихо и поманил меня рукой. Прикрыв дверь, я вышел на лестничную площадку.

— Ты чего?

— Знаешь, — зашептал Виталька. — Я ходил в гастроном уже после дождя и встретил там Ру... Таньку. Нам за маслом вместе пришлось стоять. — Он помолчал.

— Ну и что? — спросил я, тоже подождав.

— Так я ей, знаешь, рассказал, что ты с Чикиряем из-за нее дрался. «А она что?» — хотел я спросить, но утерпел.

— Вначале не поверила, — продолжал Виталька, — а потом говорит: «Молодец какой!» Так, говорит, можешь ему и передать. Ну ладно, я побегу. Пока. — И он ушел.

Вернувшись, я взялся было за «Кон-Тики». Но не читалось. Я думал о Тане. Может, я зря стер надпись? Может, Таня + Эдик все-таки что-то значит?