Свидание

— Ого! В журнале мод видела, как такие ноги подают?

— Подают, — засмеялась Лида. — С картошкой или с рожками?

— С гречкой, — сказал Витас. — Ты в столовую пойдешь? Займи мне очередь. Железно?.. Смотри же ты! — пригрозил и подмигнул по-свойски, как будто сто лет они знакомы.

Не помнит Лида, не то кивнула, не то выдавила: «Да». Только почувствовала: лицо полыхнуло жаром. И что за предательская натура: чуть сердце собьется, все переживания, как на витрине.

Вот и сбылось. Так просто, что боязно даже подумать. Пройди она минутой раньше, и не было б этого: «Займи мне». Только дура не поняла б, что это просто повод. Для знакомства. Для дружбы. Для того тревожно-сладкого, о чем вечером, потушив свет, охотно рассказывают подружки.

Только у них все будет по-хорошему. Лида его сразу предупредит, что она не такая, как некоторые... Зачем сразу? Разве не чуткий он, сам не поймет, не увидит, как вся она перед ним нараспашку в чистоте и бесхитростности своей?

Иногда хочется Лиде напустить на себя туману: смехом зайтись в грусти, прикинуться равнодушной, когда симпатии — через край. И учили ее девчонки, как вести себя с парнем, чтобы постоянный интерес имел. Но, кроме конфуза, никакого навару у Лиды с этих ужимок. Не выходит, и не надо. Если сам прямой, и такую полюбит... Пусть в глаза заглянет, пусть пальцы сожмет до хруста — Лида не закричит.

А поцеловать себя ни за что не даст в первый вечер. Чтобы не подумал плохого. И на второй... Разве что очень будет просить. Но если сегодня за обедом он скажет: «Пойдем в кино», — она не станет ломаться, как некоторые, а кивнет сразу и отвернется, чтобы не увидел, как поплывут от счастья ее губы... И мама перестанет напоминать в письмах, что ей уже за двадцать. Всего один год, но уже за двадцать.

Столовая открывается ровно в полдень. Ни минутой раньше, чтобы, не дай бог, кто не заглотил котлету в неурочное время. А народу на стройке — ой-е-ой! И на отсутствие аппетита никто не жалуется. Поэтому очень важно занять вовремя место у входной двери. Лучше всего — без четверти двенадцать. Встать, и стоять, и делать вид, что тебя чрезмерно интересует устройство дверной ручки.

Без десяти за твоей спиной рассматривают узоры на стене человек пятнадцать из робких. За ними приходят кто понахальней и начинают втираться в доверие. Рассказывают байки, кидают по сторонам приятные «косяки», а сами культурно работают плечиками. Кто-то скрипит, что уже пора, а ему отвечают, что повар еще не все мясо из борща выловил.

Лида пришла в столовую, когда у входной двери отиралось всего пятеро. Все шло по программе. Минуты за две до полудня разыграли «толкушку». Задние стали давить на передних, передние — на задних. С уханьем, с прибаутками, как положено в хорошей забаве. Лиду уплотнили так, что она на цыпочки привстала и прикрикнула на задних:

— Эй вы, идолы, расплющить меня хотите?

В ответ сообщили, что сейчас самая мода на сплющенных.

— Ты бы на лопату так нажимал, — огрызнулась Лида.

В это время громыхнул крюк, дверь чуточку подалась, и кто-то первый просунул в образовавшуюся щель припудренный цементом башмак.

Лида не рассчитала. Распахнутая дверь оттеснила ее в сторону, и авангард без нее по двое ворвался в вестибюль. С гиканьем пронесся мимо почтенной завзалом, выкрикивающей в спины правила хорошего тона, в добром спортивном темпе взял два марша лестницы, финишировал у раздаточных окон под хохот болельщиц в поварских халатах.

Потом все было чинно. Без очереди лезли немногие. И никто не забывал платить деньги за взятые с подноса пирожки.

Лида стояла впереди низенького бородача и все оглядывалась через его голову на дверь.

— Тут еще один придет, — предупредила она, и бородач ничего не имел против.

Сначала Лиде казалось, что очередь двигается слишком медленно. Потом — слишком быстро. Она взяла два подноса и поставила на каждый по борщу. Прошла дальше, подсчитала, хватит ли рассчитаться за двоих. Попросила двое биточков и одну кету. Все с гречневой кашей.