Страхи-ужасы

Л Лагин| опубликовано в номере №361, июнь 1942
  • В закладки
  • Вставить в блог

Сказка

Сколько про этого Змея разговору было - ужас! И громадный он, этот Змей! И глаза у него, как колеса! И зубы у него, как сабли! И жалит он сразу и жалом и хвостом! И столетние сосны он одним взглядом сжигает! И еще к тому же сразу всех заглатывает, кто попадется!

Находились даже очевидцы, которые будто бы сами видели собственными глазами этого самого Змея - Горыныча и будто он до того громадный, что даже вспомнить страшно.

Сорока, как только про этого Змея услыхала, сразу же вещи свои запаковала в чемоданчик, вспорхнула с верхушки сосны на землю и сняла у крота полноры с голландским отоплением за триста личинок в месяц. Дрова хозяйские.

А крот, уложив личинки в сундучок, закопал его поглубже, чтобы никто не украл: я - де лучше пока что маленько поголодаю, но до личинок не дотронусь. Может, еще не то будет. Шутка сказать - Змей - Горыныч!

Устроилась сорока на новой квартире, отдохнула маленько, подкрепилась чем могла и вылезла на крылечко поделиться впечатлениями.

Крот рядом с нею присел, голодный, злой, и все волнуется, как бы у него кто личинки не украл.

А тут как раз заяц подошел, ушами прядет. Почтенный такой, многосемейный, не сорванец какой - нибудь. Вечерком морковку - другую съест, на балалаечке для собственного развлечения потренькает и рад. «Я, - говорит, - заяц нормальный, звезд с неба не хватаю, прямо скажу: не общественник. А поскольку где - то за тридевять земель будто бы Змей - Горыныч свирепствует, то я себе поставил задачу: главное для меня, я так считаю, в текущий момент - это выжить. Всех зайцев Змей - Горыныч не проглотит. Авось, меня как раз и не заметит. Я заяц некрупный. А если, в крайнем случае, он меня и заглотает, так я по своей мизерной комплекции вполне свободно через черный ход у него и проскользну. Помоюсь хорошенько и снова жив - здоров».

Сидят они так втроем, вспоминают те счастливые и далекие времена, когда агрономов в деревнях еще не было. И какое тогда ихнему брату - сороке, кроту да зайцу - раздолье было: червей в поле - прямо кишмя - кишело, и в огородах червей было масса, и морковку воровать вроде куда привольнее было.

А сорока вздыхает и говорит:

- Я прямо - таки поражаюсь на медведя. Двое медвежат, жена на - сносях, а он хоть бы чуть - чуть струхнул. А между тем такого крупного телосложения! Ведь его же первого Змей заметит и глотанет! Будь я, например, Змеем, я бы обязательно в первую очередь его заглотала. Перво - наперво, жирен; второе, одного мяса пудов двадцать - не менее; третье, шкура богатейшая.

Крот говорит:

- Ко всему прочему я еще ужас какой нервный. У меня на нервной почве хроническая боязнь опасностей. Имею справку врача с печатью. Я даже капли такие принимаю: пятнадцать капель до еды, восемнадцать - после еды. И, представьте себе, все равно волнуюсь.

Тут как раз прилетел воробей. Невидный такой. Сорока даже его за птицу не считала. Так себе - щелкопер... А воробей, между тем, удалой, веселый. Он до того, как Змей явился, ансамблем птичьей песни и пляски дирижировал.

- Вот какое дело, граждане, - чирикает воробей шепотом, - медведь велел сказать, чтобы все на Змея пошли. Сорока говорит:

- Он с ума сошел. У Змея пять голов и еще на хвосте три запасных. Я лучше пойду прилягу, у меня от волнения голова разболелась и клюв набок сводит.

Крот экстренно юркнул за нею следом в нору: как бы она его личинки от волнения не скушала.

А заяц сказал:

- Можете считать меня трусом. Я не возражаю.

И задал драпака.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены