Сторона по имени Гоби

Неслышно вошла Долгорын Нам-хай, поставила перед мужем деревянный жбан с черпачком, искусно вырезанным из рога буйвола. Самбу зачерпнул из жбана кумыс, налил в массивную серебряную пиалу, отороченную полированным капом твердого дерева. Поддерживая левой рукой локоть правой, протянул пиалу мне. Я принял ее, как и положено, двумя руками, стал пить ледяной, отдававший молочной сывороткой и творогом напиток. Было что-то нереальное во всем этом: выжженная степь, горячее солнце и ледяной кумыс.

– Он стоял в земле, – сказал Самбу.

– У нас в Гоби есть места с вечной мерзлотой, – объяснил Гонгор. – Если выкопать колодец, вода будет очень холодная.

Тем временем Долгорын подала на стол борцог, домашние, испеченные в кипящем жиру коржики, белоснежные брусочки арула, сушеной простокваши, крепкий солоноватый чай с молоком.

Самбу родился в Южном Гоби, километрах в трехстах к западу от Далан-Дзадгада. И отец его был скотоводом и дед – все в его роду водили стада по знойной степи Южного Гоби. И сам он вот уже пятьдесят пять лет ходит по этой земле с верблюдами, овцами, козами. Место для стойбища он выбирает в зависимости от корма. Много травы, сена – он остается тут надолго. Стравило стадо пастбище – он разбирает юрты, переходит на новое.

– А где самые любимые выпасы? – спрашиваю я.

– Недалеко отсюда, по реке Баян-гол, которая впадает в озеро Улан-кур. – Там много хорошей травы и камыша. Он растет во всю ширину реки. Иногда по ее берегам стоит 20 – 30 юрт.

– В одном месте? – спрашиваю я.

– Нет, конечно. Это по всей реке. Обычно пастухи ставят рядом по две юрты. От стойбища до стойбища километра два-три. Но бывает и десять – двадцать. На Баян-голе очень хорошая трава, – заканчивает Самбу.

– Почему же вы ушли оттуда?

– Здесь трава еще лучше.

Все-таки человеку, привыкшему к природе средней полосы России, этого невозможно понять. Плоская, в редких клочках жухлой травы равнина, на его взгляд, давно перешла черту, за которой – засуха, голод, падеж скота. И если Самбу хвалит эти пастбища, значит, он видел места, где не было даже такого корма. Конечно, биологическая активность – великая сила, но не в ней одной дело. Не избалованный щедротами природы, житель Южного Гоби умеет ценить то немногое, чем наделен его родной край. То, что в иных местах достается человеку без усилий, здесь можно взять только неимоверным трудом, долготерпением, выработанной веками и переданной из поколения в поколение несуетливой стойкостью. Цивилизация и технический прогресс пришли, разумеется, и сюда. Они облегчили труд человека. Но лишь в известных пределах. Автомобиль и самолет смогли сократить здешние расстояния, заменили верблюда как основное транспортное средство. Но напоить эту землю водой досыта, сделать ее тучной и плодородной человек пока еще не в силах. Собрать же и использовать то немногое, что способна породить эта почва, можно только древнейшим способом – пастбищным скотоводством, которое и ныне требует от человека качеств, которыми он обладал и сто и тысячу лет назад. Но так уж устроен человек, что не хочет мириться с раз и навсегда отведенной ему ролью, он любит искать, идти вперед. На этом его качестве и держится весь прогресс. Не остановился человек и перед суровыми условиями Гоби. Сейчас в аймаке сооружен ряд ирригационных систем, которые сделали возможным выращивание хлеба, овощей, фруктов. В последние годы пробурены и построены сотни колодцев, которые дают воду пастбищам. И хотя эти достижения уже сейчас приносят очевидные успехи, совершенно понятно, что это только начало планомерного наступления на Гоби. В том многотрудном деле, которое человеку тут предстоит свершить, опыт прежних поколений, в частности в верблюдоводстве, может сослужить большую службу. Учеными установлено, что более чем за тысячу лет до нашей эры народности, населяющие нынешнюю Монголию, начали приручать и одомашнивать двугорбых верблюдов. Более тридцати веков служит верблюд человеку! Не отсюда ли удивительное чувство уважения к этому неприхотливому животному.

Я задал Самбу простой, казалось бы, вопрос: почему он любит верблюдов больше, чем других животных? Он смущенно засмеялся, но не потому, что мой вопрос показался странным, просто ему было неловко обделять своей любовью других животных. Он ушел от прямого ответа, а когда я все-таки повторил вопрос, стал перечислять достоинства верблюда, но так, чтобы это не было «обидным» другим животным. Между прочим, еще накануне в музее я обратил внимание, что пять видов растущей в Гоби полыни названы: овечья, верблюжья, козья, коровья, конская.

– Это потому, что каждый вид полыни поедается только этим видом животного? – спросил я экскурсовода.

– Нет. Нужно было дать имя растению, чтобы не забыть каждое животное.

Вот и Самбу хотел уравнять всех. Хотя, разумеется, уравнять было трудно. Верблюдоводству он отдал всю жизнь. И хотя в его стаде всегда были и лошади, и овцы, и козы, верблюд оставался основой.

Что же дает этот гигант человеку?

Мясо, шерсть, кожу, молоко, молочные изделия, такие, как арул и кумыс, даже молочную водку – архушку. И по-прежнему он выносливый транспорт.

– Верблюд – очень доброе и умное животное, – говорит Самбу. – Бывают случаи, что кто-то украдет из стада верблюжонка или он сам случайно потеряется, приблудится к чужому двору. Так мать-верблюдица по голосу может узнать его и через три года. Кстати, таким способом хозяин и находит свою пропажу. Он приходит с верблюдицей к человеку, у которого как будто бы находится верблюжонок. Мать подает свой голос, и если ее ребенок тут, он сразу отзывается и бежит к ней, а она его ласкает. И новый хозяин обязан вернуть верблюжонка – таков обычай, ибо верблюдица никогда не ошибается.

Мы еще долго слушали рассказы Самбу. И когда через тоно, деревянный круг в крыше юрты, увидели, как потемнело небо и появились первые звезды, мы зажгли свечу. Вошла Долгорын, что-то тихо сказала мужу.