Степан Халтурин

- Успокойтесь, Степан, - вам теперь волноваться вредно, в руки возьмите себя.

- Ах, Софья Львовна... Да ведь я - ж человек, которого вы обокрали вчера: отняли идею, отняли Союз, а царя не убили. Поймите - ж меня... Да нет, вы никогда не поймете...

- Царь будет убит, его не оставим в покое...

- Будет убит. А пока Союз он убьет окончательно...

И опять тишина...

Вдруг дверь отворилась, вошел сам Желябов, - набросились все на него, расспросы пошли. Стал Андрей излагать по порядку, что творится сейчас у дворца, какие носятся слухи, впечатление какое.

- Ходят слухи, но никто в них не верит, что во дворце даже не было взрыва, а просто в караульной разрядились винтовки от натопленных печек.

- Значит, на царя покушения не видят?

- Повторяю, этим слухам не верш никто. Знают все, что взрыв совершен террористами.

- А впечатление какое?

- Впечатление огромное. Все видят, что всемогущий тиран, тяжелой пятой попирающий землю и счастье миллионов людей, не может покоя найти даже во дворце, где верною стражей он окружен. Как волка, мы травим царя, удар идет за ударом, самодержавие трещит и шатается трон.

К рабочим воззвание выпустить надо. Пусть знают рабочие, знает российский народ, что царь уцелел тут случайно, что мы не оставим его, что рано или поздно, но мы заставим его отречься от престола для блага народа и тогда осчастливим свободой Россию, - забыв об усталости, завороженный как будто видением, воскликнул Степан.

- К народу воззвание. Да, оно нужно...

- И в воззвании вы должны указать, что взорван дворец был рабочим. Пусть знают цари, что проснулся российский рабочий, к борьбе пробудился нарождающийся класс... продолжая свою мысль, добавил Степан.

Набросали воззвание. А на утро в столице читали воззвание к народу.

Целый месяц прошел, но молва разрасталась все больше, полетела в Европу, всколыхнула и там, зажгла всех. Про неудачу забыли.

- Остановить на себе всего мира зрачок, разве не значит уже победить, - из - за границы Плеханов писал.

Ликование было всеобщее.

Но со Степаном началась перемена, - стал задумчивей больше Степан. Две дороги перед ним открывались, по двум руслам расходилась борьба: один путь - путь Союза рабочих восстаний, от которых дрожал бы весь строй, покачнулись устои, порядки, а с ними слетел и царь, и фабриканты слетели, а другой - через взрыв, через бомбу, кинжал, - путь террора.

И так потянуло Степана к Союзным рабочим, так хотелось расспросить про эти дороги, что скажи кто - нибудь из своих, укажи любую дорогу, и Степан безраздельно уже станет ногою, пойдет по любой дороге, лишь бы все указал рабочий ему.