Социализм врывается в тундру

«... в успенском храме служу литургии божий со страхом и великою лужей потому, что в алтаре все сгнило и потолок и мост колеблется, и земля сыплется, и подпоры выпадают».

Мангазея ветшает, распадается по бревнышку и наконец совсем исчезает. И теперь уже нет возможности разыскать этот первый экспортный порт Сибири, разоренный московскими воеводам». Они повесили прочный замок на северный морской путь. И 200 лет свято охраняют неприкосновенность этого замка те, кому русскими царями вверена судьба Сибири.

... Богатый сибирский промышленник М. К. Сидоров находит в Туруханском крае богатейшие залежи прекрасного графита. В своей докладной записке по начальству он пишет:

«... Туруханский графит не только освободит нас от всякой зависимости от заграницы, но и даст нам возможность снабжать графитом всю Европу. Графит не только спасет Туруханский край от голода, но и поможет прокормить массы народа, если разработка этого графита не будет подвергаться ограничениям со стороны правительства и если местное начальство не будет мешать в открытии морских путей. Никакой другой помощи от правительства для этого не требуется».

Только не мешать!

Но сиятельный князь Дивен, министр государственных имуществ, накладывает резолюцию:

«Партия графита купца Сидорова, имеющая быть доставленной в настоящем году из устья Енисея в устье Печоры, никоим образом не может быть отправлена за границу потому, что и провоз и отпуск за границу дозволен только из учрежденских портов, к числу которых Печорский порт не принадлежит».

Замок висит на северном пути, и никому не дозволено нарушать вековой запрет.

Так безгранично скудоумие чиновников...

Пролетарская революция срывает царский замок - и в августе 1920 г. первый караван советских судов идет в свой исторический рейс «Азия - Европа», устье Оби - Архангельск. держа курс через «погреб. набитый льдом» - бурное и туманное Карское море. Караван отправляется в августе, когда водные массы Оби и Енисея успели слегка ОТОДВИНУТЬ ледяной пояс от берегов Сибири. И караван благополучно приходит в Архангельск.

С тех пор каждый год идут суда новым северным рейсом. В голове у них - советский ледокол под красным флагом.

Сначала он привел караван иностранцев в устье Оби. Но здесь он встретил «бар» - петые сооружения из песка, принесенного Обью. Пришлось в открытом море разгружать товары на речные суда, и они были ДРУГ друга бортами, теряя считанные часы.

На следующий гол ледокол повел караван дальше. Он повернул его на восток и вошел в Енисей. Здесь, в 325 километрах от устья, он остановив караван в Усть - енисейском порту. Но снова нет защиты от волн и ветра, и снова бьются команды судов, разгружая трюмы.

На третий год еще дальше повел ледокол свой караван. 725 километров по Енисею шли океанские суда, чтобы бросить якорь в глубокой пучине Самоедского острова, там, где раскинулось Игаркино зимовье.

И с тех пор каждый год идут суда в Игарку, в этот новый северный порт, в новую Мангазею, выросшую у лесной ОПУШКИ мира, там, где резко обрывается лесная граница, переходя в суровую лысую тундру.

Еще вчера здесь был ГЛУХОЙ перелесок и тучи гнуса вились над широким безлюдным Енисеем.

Сегодня здесь - порт, принимающий иностранные суда, три лесозавода, электрическая станция, телефоны, собственная газета и стройка, не прекращающаяся даже в ночные месяцы, когда солнце не показывается над Игаркой.

Это прорубается окно в Ледовитый океан, единственный океан, к которому СССР «стоит своим фасадом», это создается головной участок великого морского северного пути. Здесь вырастает культурная база новой проснувшейся сибирской тундры.

Трудно было разбудить суровую, молчаливую тундру. Самоеды из уст в уста передают рассказы о прежней Мангазее, об аманатах, о тяжелом ясаке и протухшей юколе. Они хорошо знают русских купцов с их водкой, обманом и насилием. И свою глубокую ненависть к ним они переносят на новых пришельцев. Но зато первое же тесное знакомство с советскими людьми делает из самоеда горячего агитатора за советскую власть.

Был такой случай. Врач санитарного отряда вылечил злейшее воспаление слизистой оболочки глаза и возвратил зрение старику самоеду. Поправившись, старик наотрез отказался оставаться в своем чуме и на своих собаках отправился за нашим подвижным медицинским пунктом.