В большой, светлой комнате за одним из столов расположился Храмов. Напротив него как-то неловко, боком сидел бледный, вихрастый паренек лет пятнадцати, в расстегнутом сером пальто, на тонкой шее болталось скрученное в жгут старенькое кашне. Глаза его, темные и испуганные, смотрели на Храмова, пухлые в трещинках губы заметно дрожали. Больше никого в комнате не было.
При виде входящих Храмов поднялся со своего места. Вслед за ним вскочил и паренек, комкая в руках шапку. Он оказался худым и очень высоким, выше Храмова, и от этого выглядел еще более жалким.
— Продолжайте,— махнул рукой Лобанов.— Мы послушаем.
И они с Сергеем сели за соседний пустой стол.
— Ну, Пановкин,— строго сказал Храмов, опускаясь на прежнее место,— ты все понял?
— Понял,— еле слышно ответил тот, опуская голову.
— И про свою ответственность понял?
— Понял...
— Время я тебе дал подумать?
— Дали...
— Вот видишь, все нак положено,— удовлетворенно заключил Храмов и уже с укором продолжал:— А ты мне свой поступок не объяснил, как надо. Поэтому я тебя еще раз спрашиваю: зачем ты эту заразу купил?
— Просто так...
— Неразумно объясняешь...
— А разумно это не объяснишь...
Сергей с интересом посмотрел на паренька, потом на Лобанова, и друзья, поняв друг друга, улыбнулись.
— Вот и выходит,— строго сказал Храмов,— что парень ты неразумный, то есть глупый. Понятно?
— Понятно...
— Отец тебя, видно, мало порол. Вот и вырос до неба, а ума не набрался.
— Он меня никогда не порол.
Губы паренька вздрогнули от обиды, и он метнул враждебный взгляд на Храмова.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.