С оленьими стадами

Последним приехал заведующий оленеводческой фермой колхоза «Верный путь» Сергей Васильевич Лонгортов.

Тарагупта читал по - русски и тут же переводил на хантыйский язык. Мужество советского воина покоряло слушателей. Один за другим поднимались со шкур пастухи и примыкали к кружку. Через полчаса все обитатели чума с напряжением слушали Сашу. Наверное, читай Тарагупта всю ночь - всю ночь слушали бы его пастухи: старые н молодые, ханты и коми, грамотные, что сами уже прочли не одну книгу, и те, которые едва ставят на бумаге свою «йош - пас» - значок, заменяющий подпись.

Но, дочитав до конца главы, Тарагупта захлопнул книгу:

- На сегодня хватит. В следующий раз продолжим...

Включили приёмник. Он затрещал, будто откашлялся. Затем послышался голос диктора: «Говорит Москва! Передаём беседу о великих стройках коммунизма».

- Москва! - восторженно повторил Тырлин.

Диктор говорил о гигантских новостройках на Волге и Днепре, о каналах, которые пересекут бесплодные степи. И хоть не был в Туркмении никто из пастухов, не видел раздольную Волгу ни седой Гаврил Петрович, ни совсем юный Ванюша, - слушали все, как слушают вести из родного стойбища.

Когда по радио послушали ещё и последние известия и концерт из Колонного зала Дома союзов, Конев, экономя питание, выключил приёмник. Яков Михайлович рассказал о Москве, где он, в прошлом простой оленевод - коми, учился на курсах, о Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, о Мавзолее Ленина, о Красной площади, на которой Конев видел лучшего друга народов Севера - Сталина.

Кирилл Тырлин завистливо вздохнул:

- Поехать бы на строительство!

- А разве здесь ты не для строительства работаешь? Морозы там зимой тоже злые, ветры хлёсткие. Может быть, из тех шкур, что мы государству сдаём, строителям меховую одежду сошьют. Значит, у нас можно для новостроек работать! - с горячностью убеждал товарища Тарагупта.

- Твоя правда, - ответил, подумав, Тырлин. - А раз так, должен я ещё лучше работать. Дам в этом году от нашего стада на пятьдесят олешков приплоду больше, чем по плану колхозному.

- И моё слово такое, - добавил Русмеленко.

Вслед за ними и остальные молодые пастухи стали брать новые обязательства. Тарагупта записывал их.

- Я осенью проверю, - серьёзно сказал он, - у кого слово крепкое, как железо, а у кого - снега мягче.

- У всех крепкое, - обещали пастухи.

Настало время разъезжаться. Завтра стада входят в Уральские горы. Ещё раз уточнены маршруты кочевий, места стоянок. Попрощались. Долго ещё виднелись среди зелёной тундры белые пятна оленьих упряжек.

Время было уже ночное. Но круглосуточный полярный день уверенно господствовал над тундрой. Яркое солнце медленно переваливало с востока на запад, а потом, не уходя на покой, отправлялось назад вдоль линии горизонта. И всюду на его пути туманные, синеватые полоски далей озарялись ласковым жизнетворным сиянием, излучая его на омоложенную, радующуюся свету и теплу землю. А травы и кустарники суровой тундры, измочаленные пургами, прижатые к почве морозами, помятые жёстким снежным настом, в эти благодатные дни расправляли свои листья, тянулись навстречу солнцу. Проводив гостей, Конев и Тарагупта снова взялись за работу. Они достали чернила, разноцветные карандаши, несколько «Боевых листков». Старательно выводя яркие буквы заголовков, подолгу думая над текстами заметок, Тарагупта писал о сегодняшних обязательствах оленеводов, ставших на трудовую вахту в честь сталинских новостроек, переписывал в газету советы зоотехника и опытного бригадира Лап - тендера об уходе за стадом в горных условиях.

Наутро, взяв с собой «Боевые листки» и несколько книжек, заведующий Красным чумом, массовик и фельдшер разъехались в дальние стада. От стада к стаду, от бригады к бригаде двигались они с оленеводами по долинам горных рек.

Солнце припекало всё сильнее. Олени, не привыкшие к жаре, всё чаще покидали горные долины и поднимались к вершинам, где лежал, не тая, снег. Близок был последний перевал.