С летчиками не прощаются

Тамара Илатовская| опубликовано в номере №913, июнь 1965
  • В закладки
  • Вставить в блог

Радиостанция в диспетчерской - глотка порта. Глотка, надо сказать, луженая.

- «Тайга», «Тайга», я «Раздольный», как с волейбольной командой? Может, сыграем вечерком?

- Конечно, сыграем, Сережа! Когда идете в Канаду?

Всех подавляет и глушит дремучий и сочный бас:

- Я «Лесогорск», я «Лесогорск». Порт, когда дадите буксир? Ждем битый час.

Бас не дает покоя, пока к «Лесогорску» не подваливает буксир, отвоеванный у более терпеливых.

- «Кузбасс», «Кузбасс», когда выходите в Уэлен?..

Порт Провидения - ворота Арктики, подобно тому как Анадырь - ворота Чукотки. Много дорог - много ворот. В Провидении суда, уже потрепанные норд-вестом Охотоморья, испытанные туманами Беринговского и Анадыря, измотанные круглосуточными разгрузками у поселков Чукотки, истратившие запасы пресной воды, заряжаются топливом, продуктами, водой. Впереди самый трудный путь - Берингов пролив и Ледовитый океан. Льды, штормы, безлюдье.

Порт открыт полгода - с начала июня по конец ноября. В июне уходит на Север первый караван, его ведет самый мощный ледокол. Ледяные поля еще крепки, по ночам морозы сковывают полыньи, ветер с полюса пригоняет опасные, глубоко сидящие льдины. В середине лета пароходы уже самостоятельно добираются до Уэлена и дальше. У кромки тяжелых льдов им на помощь приходит ледокол.

- Лучшего места для порта не найти, - словно боясь, что мы в этом усомнимся, убеждал нас Валя. - Капитаны, конечно, будут ныть: мол, опасно при северо-восточном. Зато у нас микроклимат: зимой ходим в демисезонном пальто.

Валя, как все провиденцы, любит свой поселок и немножко хвастается им. Да Провидение и в самом деле выделяется на Чукотке своей живостью, молодостью, интеллигентностью.

- Вот здесь будет экспериментальный дом с лучистым отоплением, таких в Союзе раз, два - и обчелся. Там широкоэкранный театр и два пятиэтажных дома. - Вале очень хочется, чтоб в Провидении было еще уютнее, красивее, веселее, чтобы те, кто уходит отсюда в жестокий путь на Север, уносили с собой искры легкого, настоящего «материкового» тепла.

В кармане у меня блокнот с такою выпиской: «17 августа. На рассвете вошли в залив Креста и в тот же день бросили якорь... Берег производит самое удручающее впечатление: голая тундра, вдали чернеют горы, жизни никакой. На берегу склад, в полуверсте - жилой домик фактории, обложенный дерном, с небольшими, подслеповатыми окошками. Ближайшее жилье - чукотский поселок - в нескольких верстах. Сотрудники, оставляемые на фактории, выглядят невесело, особенно жены. Как на необитаемом острове. Район бухты Провидения пушниной небогат, морского зверя также не добывают, а поселок из четырех-пяти яранг, расположенный около фактории, и просто бедствует...» Записки товароведа Н. Галкина изданы в 1931 году. В заливе Креста сейчас один из самых благоустроенных поселков Чукотки - порт Эгвекинот. Ну, а в Провидении даже для истории не осталось ни одной из упомянутых яранг.

Однажды мы зашли в провиденскую пекарню. Что ни говори, как-то странно и трогательно лакомиться в заполярной столовке свежими кренделями и пирожными. Оказалось, что пирожные стряпают не в пекарне. Но все равно мы долго стояли в мучной пыли, вбирая кисловатый запах теста. И дородная рязанская женщина, скрестив на белоснежном халате руки, тягуче рассказывала, как приехала девчонкой в Сердце-Камень, далекое-далекое стойбище на Ледовитом океане, как сама сложила там первую печь (может, первую на всем побережье) и как недоверчиво пробовали чукчи первые румяные булочки, а потом расхватали все еще горячими. «Хлебушко, разве ж без него кто обойдется?» Женщина усмехается, твердо веря в бессмертие своей профессии. Пахнет тестом и забродившими дрожжами, будто дома перед праздником. Неужели мы в той самой бухте Провидения, что манила с края карты маленьким синим язычком?

Каждый день катер увозил нас через бухту в гостиницу, и поселок поворачивался вправо параллельными гирляндами огней. Таким мы и знаем Провидение - либо светящимся, в вечернем бризе, с огненными мачтами на рейде, либо пронзительно синим, с черным гребнем обрывистых гор.

По вечерам к нам в гостиницу заглядывал Валя Земко: с темнотой он возвращался из рейсов. Мы сидели втроем при свече (свет то и дело гас), и Валя тихо рассказывал об озере, где горы красной икры и где он в свое время открыв*» площадку; о Горячих ключах, где купаются среди сугробов; и о приморском небе Чукотки, где ему суждено летать. Каждый раз он обещал рассказать нам о каком-нибудь рискованном полете и все время откладывал. Так мы и не дождались этого рассказа: из Провидения улетели неожиданно, собравшись за десять минут. Приходилось дорожить каждым днем: надвигалась зима. А тут диспетчер порта сообщила, что на Анадырь уходит самолет, как раз приуроченный к нашим планам. Мы успели забросить рюкзаки в грузовик, увозивший последние пожитки пассажиров. Правда, грустно было вот так, впопыхах, расставаться с прекрасной бухтой, грустно было улетать, не попрощавшись с Валей Земко.

Но вечером мы утешились: наш рейс был последним. Сиреники закрылись на неделю. Нам, оказывается, повезло.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены