Этого разговора Сериков ждал давно, вполне был готов к нему, но начальник второго строительно-монтажного управления треста «Мурманскпромстрой» Анатолий Михайлович Коновалов возьми да .и поверни беседу совсем в другое русло.
– Читаю вот социалистические обязательства вашей бригады, Владислав Пахомович, – сказал Коновалов, когда бригадир вошел в кабинет. – Помните, что в них записано? Таким тоном был задан вопрос, что Сериков сразу догадался, куда клонит начальник. Конечно же, помнит, какой разговор. История в двух словах такая. В управлении решили строить семьдесят процентов объектов, прибегнув к методу бригадного хозрасчета, который иначе называют злобинским. Подряд можно доверять лишь квалифицированным строителям. И вот знаменитая сериковская бригада обязалась выделить двадцать человек – костяк для создания нового коллектива.
– Помните? – переспросил Коновалов, а глаза вперил в листок обязательств, будто впервые читал.
– Помню, – отозвался Сериков. – Совет бригады постановил, двадцать человек мы отдаем, как обещали.
– Не это главное, Пахомыч, – сказал Коновалов. – В новую бригаду крепкий бригадир нужен. Объект выпадает ей трудный...
– Да, – согласился Сериков. – Хлебокомбинат возводить нелегко будет. Там один фундамент испугать может, скалу рвать, шутка ли, какой это грунт.
– То-то и оно, – сказал Коновалов и (повторил: – Бригадир крепкий нужен. Давай, Пахомыч, бригадира.
Вот тут-то Сериков и осекся. Не растерялся, нет, это такой человек, который чувства растерянности не признает, и ответ у него уже был готов на эту просьбу начальника, но именно потому, что готов был ответ, сердце на какой-то миг сжалось, тоска его коснулась и непроизвольно вырвалась у него фраза, которой он попытался защититься:
– Из мои? добрый десяток сумеет самостоятельно бригадирствовать. На хвастаю, вы же знаете.
– Знаю, – сказал начальник и категорически отрезал: – Но вы нам конкретную фамилию назовите.
А Сериков подумал: «Ведь тут дело престижа, бригада-то, считай, наша, значит, сработать она должна хорошо». И, справляясь со всеми своими противоречивыми чувствами, которые охватили его в эту минуту, он решительно выдохнул:
– Гуцало нужно ставить бригадиром.
Начальник подумал и сказал:
– Хорошо, присылайте его ко мне.
А Виктор Гуцало, заместитель бригадира, был в это время на строительной площадке мясокомбината. Там Сериков его и нашел. Наружность у Гуцало ничем не примечательная. Росту он невысокого, в плечах не широк, на вид ему тридцать лет никак не дашь, впрочем, за тридцать Виктор совсем недавно шагнул, хотя давно уже у Серикова правой, как говорится, рукой считается. Лицо у него выразительное: глаза отчетливо передают состояние души. – они бывают веселыми и гневными, задушевными и решительными, добрыми, озорными, печальными, но никогда не бывают равнодушными его большие темные глаза. Губы у Виктора резко очерченные, волевые, лоб высокий, подбородок твердый.
Владислав Пахомович несколько лет назад взялся дневник вести. В 1973 году о Гуцало появилась такая запись: «Парень твердый, упрямый. Любит и умеет командовать. Умеет зажечь людей. Всегда говорит правду в глаза. Не всем из начальства нравится (собственно, как и я). Рабочие его уважают. Много читает много знает. Перспективы неограниченные».
А через несколько месяцев появилась такая запись: «Виктора наградили орденом Ленина». А еще через некоторое время: «Гуцало заметно вырос за этот год».
Пахомыч пересказал Виктору свой разговор с Коноваловым, сказал, что тот ждет Гуцало для беседы, но прежде, чем отпустить, советами его засыпал – как держаться с начальником, что для новой бригады просить. Гуцало же – сам с усам – слушает и свое думает: кого в новую бригаду взять. А Сериков вдруг:
– Витя, если что, ну, там сомнения какие, так ты откажись. Слова никто не скажет поперек.
У Гуцало бровь дугой.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
2. Добро пожаловать, или Вход в сапогах запрещен