Что толковать: русской души голос тут слышен. Тихо, без грома и пафоса отвергла она мирской дар, а с ним и благоденствие для себя. И ушел русский печатник во Львов с пустою сумой.
С сумою ходил он по домам знатных горожан, обивал пороги, колена преклонял и слезы лил, как вспомнит потом. И не на хлеб себе просил, а на печатное во Львове дело; и к тем руку протягивал, кому бы этим делом и озаботиться. Не скупясь, а так, чтобы один другого переплюнуть, ставили богатые горожане во Львове дворцы, на храмы от щедрот своих жертвовали, но дать грош на печатное дело отказались – не велик с книг прибыток.
Но, по счастью, не одними толстосумами мир богат, и поставил Иван Федоров типографию во Львове; на деньги бедных поставил. О них и скажет потом, как поклон земной отвесит: «Не от избытка это делали, а как та убогая вдовица, которая от нищеты своей подала две лепты...»
В предместьях Львова звали его теперь Иваном Федоровичем Москвитиным. Жила в этом прозвании неизбывная память о родном граде, изгнавшем его, и первою изданной здесь книгой решил сделать он ту, что напечатал в Москве десятью годами раньше.
Львовский «Апостол» со знаменитым послесловием: «Настоящая повесть показывает, откуда началась и как создавалась эта друкарня» – первая украинская печатная книга, точно датированная пятнадцатым февраля 1574 года. Как когда-то в Москве первое марта, был и этот день великим праздником русско-украинской культуры, мало кем в ту пору замеченный, но века спустя полною мерой оцененный.
Впрочем, самому Ивану Федорову труд этот едва ли позволил и концы с концами свести; долгов пропасть, ни шрифты, ни заставки новые приобрести уже не по карману. Но теми же средствами тотчас принялся он за другую работу, по всему, видимо, заветную – книгу, которая даже одна может составить автору великое имя, – «Букварь».
Первая в мире книга для обучения славянской письменности включает азбуку и грамматику, а составлена, по словам автора, «ради скорого младенческого научения». Здесь прямо обращается Иван Федоров к «возлюбленному честному христианскому русскому народу греческого закона», иными словами, к русским, украинцам и белорусам. Зная же время, территориальные и политические условия, поймем, что появление нашего учебника было щитом и родному языку и национальному самосознанию.
Говорить ли, как велика эта миссия для одной и притом учебной книги! Но вот что важно: времена те минули, а память о федоровском «Букваре» живет – видно, не одна благородная злободневность отнесена может быть к числу его достоинств. Искусно и занимательно составленный, интересен для нас «Букварь» тем, что ярко предстает с его страниц нравственный облик самого составителя – провозвестника гуманной педагогики. Перелистав «Букварь», мы тотчас убедимся, что Иван Федоров полемизирует с официальным «Домостроем», защищая детей от родительского произвола, а отцов призывает «не раздражать чад своих» и воспитывать «в милости, в благоразумии, приемлюще друг друга»... Есть в учебнике и раздел поучений, но составитель, хоть и пользуясь источниками своего времени, приводит только те из них, что склоняют человека исключительно к поступкам благородным: «не сотвори насилия убогому», «не дотыкайся межей чужих и на поле сироты не вступай», «утешайте малодушных, носите немощных» – не совсем привычна стилистика, но смысла не оспоришь.
Много можно было бы прибавить еще к достоинствам первого нашего учебника, но отметим только, что федоровский «Букварь» и был той книгой, которую в котомке носили с собой странствующие по славянским землям народные учителя. В их деле обучения сельских отроков была эта книга пособием незаменимым: среди текстов для чтения, кроме русских, поместил составитель и множество примеров украинско-белорусского происхождения, – так что выучивший «Букварь» мог читать на трех родственных языках.
Новый «Букварь», по-иному составленный, с включением знаменитого сказания «О письменах» напечатал Иван Федоров в Остроге. И этот город на Волыни не был в жизни нашего печатника пристанищем случайным. Можно было бы подумать, что в новую дорогу гнала его нужда, ибо, придя во Львов нищим, ушел из него Иван Федоров, заложив типографию вместе с нераспроданным тиражом «Апостола». Нужду он знал и свыкся с ней, в Острог же вела его иная забота.
Старинный этот город именовали «украинскими Афинами» не ради красного словца – к середине XVI столетия составился здесь кружок ученых и писателей прогрессивного, как бы сказали нынче, направления, известный в истории под названием
Острожской академии. Поставить же печатное дело, издавать учебные пособия и книги, просвещению потребные, и выпало на долю нашего печатника. Была это четвертая поставленная Иваном Федоровым на его веку типография. Начав «Букварем», создал он в Остроге пять книг, из которых каждую отличает высочайшая культура издания. Речь, конечно, идет не только о художественных достоинствах. Поражает научный, как бы сказали теперь, академический подход к делу, но и широта кругозора, эрудиция отступают на второй план перед экспериментаторским риском, по тем временам трудно вообразимым.
Так, к «Новому завету», книге, кстати сказать, впервые предназначенной не для богослужения, а для домашнего чтения, прилагает Иван Федоров отдельное издание – «Книжка, собрание вещей нужнейших...». Этот алфавитный указатель лиц и выражений, упоминаемых в предшествующей книге, – первый в нашем книгопечатании библиографический труд и самый ранний памятник отечественной информатики.
Вообще говоря, слово «первый» постоянно, как видим, сопутствует имени русского печатника, и не станет тут липшим и первый наш календарь, им изданный, – «Хронология» белорусского поэта Андрея Рымши. В оригинальнейшем этом издании, впервые в практике Ивана Федорова напечатанном на старом украинско-белорусском литературном языке, двенадцать стихотворений – на каждый месяц года. Но пришло, наконец, время сказать и о самом прославленном во всей славянской старопечатной книжности издании – Острожской библии Ивана Федорова. Дело не в том только, что речь идет о первом полном ее русском переводе и издании, это, если можно так выразиться, внутринациональное достоинство книги. Но не такою мерой оценивали ее европейские современники. «Единый листок этой книги, – подчеркивает один из них, – не дал бы я за всю Прагу, Англию, немецкую веру». А владелец громадного книжного собрания, такой знаток и ценитель, как основоположник современного славяноведения чех Иозеф Добровский, признался: «Я отдал бы половину своей библиотеки за Острожскую библию». Подобные отзывы можно было бы продолжить вплоть до нашего времени, когда этот труд русского печатника утвердился одним из главных экспонатов книжных международных выставок самого высокого ранга.
Но вернем все же нашу реликвию в ее время; раскроем, как делали это современники Ивана Федорова, но, как и они, не найдем мы на первых страницах библейского текста, ибо начинается книга предисловием, в котором говорится... о тяжелом положении украинского народа, страждущего под гнетом польских феодалов. Убийственная критика католицизма и сравнение его священнослужителей с хищными волками звучат словом необычайно эмоциональной силы.
Надо ли удивляться, что долгие годы был этот труд Ивана Федорова «духовной броней» и для болгар, и для сербов, и для молдаван в борьбе за сохранение национальных культур!
Трудом этим во славу славян закончил русский печатник работу в Заблудове. Поставил дело, палат каменных не нажил и ушел, как прежде, с пустою котомкой очарованный этот странник, не хранивший в тайне искусства своего. Ушел во Львов, думал об одном только: выкупить заложенную типографию и творить, творить – «ради братии моих» – новые книги, «духовные семена рассевать по свету». На этой высшей ступени великой его миссии 14 декабря 1583 года скончался «друкарь книг пред тем невиданных». Этою датой началась новая жизнь русского печатника – теперь уже вечная – в благодарной памяти потомков.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.