– Вы едете до конца? – поинтересовался Гонсалвиш.
– Да, у меня дела в Стамбуле.
– А я только до Вены.
«Все ясно, – подумал Джексон, – дальше на границах начинаются строгости, а с документами у него неважно. Интересно, чей у него паспорт?»
– Я рад буду повидать своих австрийских друзей, – продолжал Гонсалвиш, – Я их давно не видел.
– Это очень интересно, – заметил Джексон. – Я был бы рад, если бы вы потом написали мне о настроениях ваших венских друзей.
Гонсалвиш внимательно посмотрел на Джексона.
– Какой именно аспект наших бесед может вас заинтересовать?
Джексон ответил не сразу. Он заказал еще раз джин с тоником, отметив не без удовольствия, что выпивка дешева.
– Скажу вам прямо. Нам очень не нравится усиление негативных по отношению к нашей стране настроений, охвативших значительные слои жителей Старого Света. Все эти антиамериканские демонстрации в западноевропейских столицах, марши мира, сборы подписей под антивоенными воззваниями мы рассматриваем как непредвиденное и весьма серьезное препятствие нашим внешнеполитическим планам. Отзвук уличных манифестаций мы ощущаем и на более высоком уровне, там, где принимаются решения. Это весьма прискорбно. Думаю, что и вашим друзьям эта чрезмерная уличная деятельность не по вкусу. Я был бы весьма вам признателен, если бы вы, скажем, сообщили мне, что ваши друзья предпринимают какие-то меры для свертывания этой деятельности и стабилизации положения.
Гонсалвиш слегка наклонил голову, показывая, что он хорошо понял собеседника.
– А что касается нашей договоренности о самолетах, – добавил Джексон равнодушным тоном, – то она, насколько мне известно, выполняется вполне успешно.
– Да, да, – поспешил подтвердить Гонсалвиш. – Мы чрезвычайно благодарны за содействие. Оно поистине неоценимо.
Джексон снисходительно улыбнулся уголками рта.
– Я рад, что наши деловые отношения взаимно полезны. Теперь, если не возражаете, господин Гонсалвиш, мне бы хотелось мысленно перенестись в Испанию. В письме вы кое-что уже сообщили, но за это время, наверное, произошли какие-то события?
– Основную схему я вам действительно изложил в письме. Мы предполагаем, что все начнется...
Норберт Хартунг с неудовольствием посмотрел на себя в зеркало: опять порезался. Все-таки нельзя делать сразу несколько дел: и бриться, и думать о лабораторных расчетах, и слушать новости. Норберт насухо вытер лицо полотенцем. Он еще в детстве привык к утренней сводке последних известий. Так было заведено у них в доме с военных лет. Теперь вместо радио Хартунг включал телевизор, стоявший на полу в маленькой гостиной, и, пока брился, рассеянно слушал новости по первой телепрограмме. Надевая рубашку, Норберт вышел из ванной и направился к телевизору: пора его выключать. И остановился.
«...связь с кораблем так и не возобновилась. Первоначально предполагалось, что причина – в неисправности радиоаппаратуры. Но невозможность связаться с судном в течение всего дня сочли плохим признаком. Когда «Генерал Шерман» опаздывал уже на четыре часа и по-прежнему не подавал о себе никаких вестей, в воздух были подняты самолеты морской авиации. Однако судно обнаружить не удалось. Поиски продолжаются. Сложность состоит в том, что связь с «Генералом Шерманом» отсутствовала практически целые сутки, и теперь трудно точно установить координаты того места, где, как считают, судно потерпело аварию. Специалисты отвергают версию о столкновении с другим кораблем, поскольку не поступало сведений об исчезновении еще какого-либо судна».
Норберт слушал диктора с побелевшим лицом. На «Генерале Шермане», совершавшем рейс Гибралтар – Буэнос-Айрес, находилась его жена Маргарет.
В то утро, когда родственники трехсот пассажиров «Генерала Шермана», руководство пароходной компании и спасательные службы строили предположения о судьбе судна, к тому же квадрату Атлантического океана, где шли поиски корабля, были прикованы мысли еще нескольких человек. Они уединились в одной из комнат вместительного здания, которое входило в пышный архитектурный ансамбль Лэнгли. Здесь разместилось Центральное разведывательное управление США.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Владимир Горелихин, директор Курской атомной электростанции и Александр Беляков, секретарь комитета комсомола Курской АЭС
Генрих Иваницкий, член-корреспондент АН СССР, лауреат Ленинской и Государственной премий, директор Научного центра биологических исследований АН СССР, директор Института биологической физики АН СССР
Рассказ